Трагическая любовь атамана Артема
Шрифт:
— Да я то тебя верю, однако сомневаюсь, что дотошный Констандогло примет твои объяснения. Быстрее всего, он тебя посадит в застенок, и будет потихоньку выбивать признание, пока не добьется своего, — очертила тем временем Эльза перспективу.
— Поэтому, думаю, что тебя надо сегодня же исчезнуть и затаиться на некоторое время. А я попробую уладить ситуацию, главное чтобы ты снова не влез в это бандитское болото. В ЧК же скажу, что ты решил заехать по дороге к матери и должен возвратится через пару дней, — продолжила Эльза свою речь.
— Хорошо, тогда я побуду у родственников где-то возле Тыврова, а ты уведомишь меня, когда закончится эта катавасия,
На том и порешили, после чего Эльза вернулась в ЧК, а Артем, как только стемнело, тихо собрался, оседлал лошадь и выехал из Винницы в направлении Тыврова.
Из захваченных документов повстангруппы вытекало, что Артем Онищук, являясь секретным сотрудником ЧК, одновременно поддерживал связь с представителями петлюровского повстанческого штаба [2, 5]. Об этом стало известно во время налета 26-го июня 1921-го года красных войск на село Федоровку, где находился тогда штаб Северной повстанческой группы. В ходе этого налета была захвачена повстанческая документация, из которой был сделан вывод, что Артему Онищуку посылались тайные инструкции от командира повстанческой группы полковника Карого.
Официальные документы сообщали:
«Агентдаными установлено, что Артем Онищук за своим происхождением, назначением и тактикой резко выделяется на фоне бандитского движения. В отличие от других бандитов, является наиболее опасным: будучи откровенным бандитом, умышленно амнистировался в Подгубчека и, являясь секретным сотрудником последней, одновременно поддерживал связь с Северной повстангруппой и подпольно действовал в пользу бандитского движения».
Об отношении советской власти к украинским повстанцам свидетельствует хотя бы такая выдержка из «Обращения Подольского губернского исполнительного комитета Рады рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов к крестьянам Подолья об уплате продовольственного налога» от 21-го июля 1921-го года [19].
— «….. Еще одно слово к вам трудовые крестьяне. У Советской власти еще немало тайных врагов. Они приходят к вам, эти ненавистники трудовой власти, эти волки в овечьих шкурах народолюбства, они наводят клевету на вашу власть, они позорят ее. Наймиты помещиков и фабрикантов, агенты Петлюры, польского холопа, который продается попам за них проклятое золото, говорят вам не платить налога, потому что налог есть та самая продразверстка.
Не верьте им, это злейшие ваши враги, они сбивают вас из правдивого пути, они вносят смуту в вашу трудовую жизнь. Даже темные, опутанные Петлюрой бандиты со дня на день начинают понимать, что Советская власть — власть работающих масс. Они выходят толпами из лесов и звериных логовищ и, прощенные народной властью, мирно возвращаются к честной работе. Сдался Мордалевич, Грозный, Лисица, сдался Онищук, сдадутся и другие.»
Оставив того несчастливого июльского дня Винницу, Артем не поехал сразу к родне в Соколинцы или в Колюхов. Он хорошо понимал, что разыскивать его будут, прежде всего, именно там, в родительском доме или у сестры Татьяны. Поэтому он решил сначала посетить и провести несколько дней у одного из своих друзей юности, который проживал в селе Клещев. Село это находится на левом берегу реки Южный Буг почти рядом с селом Потуш, и совсем недалеко от его родных Соколинец.
В этом селе во времена своей юности Артем когда-то дружил с сыном местного рыбака Петром. Все это время, по словам Павла Збужинского, Петр Козловский проживал вместе со старенькой матерью в небольшом отцовском доме, который был построен на одном из речных склонов. Усадьба Козловских находилась на самой окраине села, на довольно значительном расстоянии от других дворов крестьян. Выехав из Винницы уже под вечер, обходя встречные села, Артем полевыми дорогами уже почти в сумерках завернул к жилью Петра.
Внимательно осмотрев окраины вокруг двора Козловских, он неспешно слез из коня, привязал того за повод возле забора и подошел ближе к входным дверям. В окнах дома еще светилось и Артем осторожно, чтобы не спугнуть соседских собак, подошел ближе и заглянул в окно поверх белых полотняных занавесок. В, освещенной керосиновой лампой, комнате за столом сидел сам Петр. Он быстро черпал пищу деревянной ложкой из миски, которая стояла прямо перед ним.
Наверное, только что приехал с поля и ужинает, подумалось Артему. В доме больше никого не было видно, поэтому он осторожно потихоньку постучал рукояткой нагайки в оконное стекло. Петр сразу же прекратил кушать и повернул голову к окну, с тревогой вглядываясь в ночные сумерки. Ничего там не увидев, он встал из-за стола, взял в руки лампу и пошел с ней в сени. После того, как в сенях что-то скрипнуло и громыхнуло, Петр в свете керосиновой лампы появился на пороге дома.
— Кто здесь колобродит, это может ты, Михаил? — неуверенным голосом почти прошептал Козловский.
— Нет, Петр, это я, Артем Онищук, твой давний приятель из Соколинец. Имею надежду, что ты еще меня не забыл, — признался к хозяину из темноты Артем.
— А, это ты Артем, где-то ты надолго исчез из наших мест, говорили в войске служишь. Заходи в дом, садись к столу, поужинаем вместе, я только что начал, — продолжил свою неуверенную речь Петр, не зная радоваться ему нежданному ночному гостю, или нет.
— Хорошо Петр, сейчас я зайду, вот только ты ступай и заведи мою лошадь в хлев, чтобы на улице не оставалась, — попросил Артем.
Петр, услышав слова побратима, поставил лампу на подоконник небольшого окна в сенях, не спеша пошел и перевел лошадь. А в дальнейшем снова вернулся в дом. Артем тем временем уже сидел возле стола, ожидая его возвращения. Когда же Петр зашел в дом, Артем поднялся из-за стола, подошел ближе и, приветствуя, обнял побратима. После того, как они обнялись и трижды, по мужски поцеловались, Петр принялся быстро собирать на стол нехитрый ужин.
— Ты уже извини Артем, поужинаем, как говорят чем Бог послал. Моя мать легла уже на покой, то я сам тебе сейчас кулешу насыплю, — приговаривал Петр, пододвигая Артему полную миску еще теплого капустника сваренного пополам с пшеном, званого в народе кулеш, горбушку ржаного хлеба и деревянную ложку.
— Рассказывай Артем, как это ты за столько лет нежданно-негаданно забрел к моему двору. Видел я здесь недавно Павла с Потуша. Так он рассказывал, что заезжал ты как-то к нему где-то с месяц назад со своей невестой. Может уже и свадьбу сыграли? — не утихал говорливый Петр.
— И не до свадьбы мне, Петр. Вот попал я сейчас в большое подозрение к власти, то придется с той свадьбой несколько подождать. Пока что побуду где-то в подполье, спрятавшись от большевиков, ищут они меня теперь, — пересказал Артем побратиму свою невеселую историю.
— А ты, Петр, как здесь поживаешь, не женился еще?
— Разве женишься с нашими богатствами. Земли имею, как кот наплакал, да и с той хлеб продотряды осенью выволокут. Немного рыбалкой промышляю, немного хлебопашеством, то так вдвоем с матерью и живем себе, — рассказывал Петр о своем житье-бытье.