Трагическая связь
Шрифт:
Поэтому, как трус, я медленно встаю.
Мне не хочется делать вид, что я слишком устала или ленива, чтобы начать свой день, но никто из моих Привязанных ни словом не обмолвился о моем нежелании. Норт уходит, прежде чем я просыпаюсь во второй раз, и Гейб прижимается поцелуем к моей щеке, направляясь к выходу, бормоча что-то о разведывательной работе для Грифона. Атлас отлучается, чтобы помочь Грею с запасами провизии, которую Киран транспортирует для Феликса.
В данный момент Нокс все еще по локоть погружен в свои исследования, одет и делает записи в потрепанном кожаном блокноте, который он постоянно держит на сгибе руки.
Он игнорирует
Я не могу взять ведро и помыться здесь. Нет никакого способа объяснить это, не показавшись совсем уж ребенком, так что мне придется стиснуть зубы и написать Сейдж.
Когда я, наконец, подтягиваюсь, чтобы сесть в своем спальном мешке, мне приходится поискать свое нижнее белье и натянуть его обратно, мое лицо вспыхивает, когда я понимаю, что Нокс просто сидит с другой стороны палатки, наблюдая за этой извращенной версией прогулки позора (прим. пер. — пеший маршрут девушки до дома наутро после бурной ночи).
В моей голове сейчас полный бардак.
Я замираю, когда он поднимается, открывает свой рюкзак и достает оттуда сверток с одеждой. — Надень какие-нибудь штаны, здесь повсюду люди.
Я немного хмурюсь, но молча делаю, как он говорит, в голове все еще крутится тревога, с которой я проснулась. Я трижды проверяю стену в своем сознании, но она надежна, ни одна из моих эмоций не выплескивается на моих Привязанных и не позволяет им участвовать в моей внутренней битве.
Я натягиваю те же штаны, что были на мне вчера. Грязь уже заляпала их, так что они никуда не годятся. Нокс роется в моем рюкзаке, а затем возвращается к выходу из палатки, оглядываясь через плечо, когда замечает, что я все еще стою, как идиотка.
— Держись поближе. Никто не будет пытаться заговорить с тобой, если ты будешь со мной.
Это звучит именно так, как мне нужно.
Мне приходится увернуться от пары теневых существ, но когда я немного спотыкаюсь на неровной земле, Нокс подходит ближе ко мне, его пальцы переплетаются с моими, когда он ведет меня через лагерь. Я почти ожидаю, что окажусь перед палаткой командования, уверенная, что Нокс переправляет меня к Норту, чтобы я перестала докучать ему своим присутствием, пока он работает, но затем он ведет меня в душевой блок.
Мне хочется блевать.
Я замираю, но он просто затаскивает меня внутрь одной из кабинок, его теневые существа заполняют пространство между нами, занимая позицию часовых, их пасти открыты, видны ряды острых как бритва зубов, и они пыхтят, как настоящие доберманы.
Я думаю, иногда они даже забывают, что на самом деле они не совсем идеальные щенки.
Нокс держит меня за руку, пока кладет свои принадлежности на маленький стул в кабинке. Нам обоим тесновато, но он заставляет нас раздеться и пустить воду без лишней суеты и блуждающих локтей. Я ожидаю, что вода будет холодной, но каким-то чудом она оказывается горячей. Мыло пахнет домом, и каждый дюйм пространства заполнен злобными монстрами Дрейвенов, которые, как я уже знаю, без колебаний сожрут Одаренного целиком ради меня.
Постепенно я расслабляюсь настолько, чтобы действительно помыться.
Нокс сначала моется сам, а затем, сначала нерешительно, словно прикидывая, где сейчас находятся мои границы, берет у меня мыло и тоже намыливает
У меня нет времени волноваться о том, где мы находимся, или думать о причинах, по которым это пугает. Все, на чем я могу сосредоточиться, — это мягкие, любящие прикосновения мужчины, который поклялся, что скорее умрет, чем прикоснется ко мне. Тот самый мужчина, который сделал все возможное, чтобы причинить мне боль, чтобы сохранить контроль над ситуацией, в которой мы застряли.
Человек, который умер и забрал часть меня с собой.
«Мне жаль».
Он не реагирует на мои слова, его руки тверды, когда он вытирает меня своим полотенцем. Он ждет, пока не убедится, что я прочно стою на ногах и могу одеться в чистую одежду, которую он захватил для меня, прежде чем вытереться сам.
«Не надо. Я не хочу и не нуждаюсь в твоей жалости. Это то, что есть, и мы это переживем».
Я судорожно сглатываю и киваю, опуская голову, чтобы не видеть сочувствия или апатии на его лице.
Почему я никогда не могу понять его?
Почему я всегда неправильно угадываю его действия и мотивы?
Мы возвращаемся в палатку, чтобы работать вместе все утро. «Ты можешь просмотреть записи, которые делал Норт о том, на какие вещи реагируют его узы, и посмотреть, узнают ли что-нибудь твои. Если потом тебе станет легче, можешь пойти понаблюдать за тем, как Гейб скачет по периметру, или помочь Бэссинджеру проявить себя перед персоналом».
Я бросаю на него взгляд за то, что он упомянул Атласа, но я также глубоко благодарна ему за то, что он спланировал мой день так, чтобы я была и продуктивной, и подальше от посторонних глаз. Предполагалось, что мы здесь для того, чтобы все исправить, склонить исход битвы в нашу пользу, и вот я в первый же день теряю самообладание.
Мне нужно собраться, и сделать это быстро.
Когда он хватает нашу стопку грязного белья и запихивает ее в сумку, я наконец-то беру себя в руки настолько, чтобы потянуться к нему. Он перекидывает сумку через плечо и шагает в мои объятия, позволяя мне прислониться к твердой стене его груди и просто… сосредоточиться.
Мои узы радостно извиваются в груди, как змея, греющаяся на солнце.
Я хочу снова извиниться перед ним, замести все это под ковер, как будто это не что иное, как глупая чрезмерная реакция, но он был в моей голове так, как не смог бы даже Грифон. Он пережил каждую секунду моей жизни так же, как я пережила его. Я никоим образом не могу отрицать, что эти годы в лагере Сопротивления наложили на меня свой отпечаток, невидимые линии перелома, которые никогда по-настоящему не заживут, и которые я изо всех сил стараюсь скрыть.
Я никогда не выставляю свои повреждения на всеобщее обозрение, и уж точно не там, где их может увидеть мой Привязанный, и то, что он узнал, что со мной не так этим утром, не спросив, само по себе должно восприниматься как нарушение. Вместо этого, я чувствую облегчение.
Облегчение от того, что я больше не ношу это в себе.
Мы вместе возвращаемся в наше временное жилище, держась за руки, и я наслаждаюсь ощущением солнца на своем лице, несмотря на прохладу раннего утра. Я трачу минутку, чтобы немного прибраться в палатке, по-настоящему убирая только за собой и Гейбом. Он единственный из моих Привязанных, кто любит устраивать беспорядок. Затем я устраиваюсь на рабочем месте Нокса и просматриваю с ним записи.