Трамлин-полет
Шрифт:
– Костя на трассе. Секретов нет, а мощность... где-то сто тридцать - сто тридцать пять. Но у Властимила все равно больше.
– Да, я уже заметил, но это не тот перевес, который нельзя компенсировать.
Чувствую, что Виталия тоже стала бить предстартовая лихорадка: голос стал глуше и завибрировал, глаза заблестели, движения стали резкими.
– Виталь, ты хорошо знаешь Бороду, - так мы называли Властимила, - расскажи мне о нем. Где его можно копануть?
Борисов нервно заходил по салону, потом уселся рядом, побарабанил пальцами по столу и начал еще более глухим, чем обычно, голосом:
– Этому парню, Леша, палец в рот не клади - откусит по локоть. На трассе ведет себя очень смело. Смело до наглости. Сила его в том, что он не похож на других демократов. Те очень быстро адаптируются, находят "свою" траекторию и утюжат ее. Обогнал, они ткнутся пару раз слева, справа - не получается, и отпустят тебя - принимают как должное. Борода действует по-другому - он прекрасный импровизатор. Садишься ему на хвост. Он тебя ведет, ведет по какой-то своей траектории. Ты только приспособился, наметил момент для обгона, а он уже совсем по-другому едет. Опять к нему пристраиваешься, готовишься, а он как чувствует - раз, и сломал твои планы. Но если ему не удается таким образом "стряхнуть" с себя противника - главный козырь он оставляет
– Он, видя, что я сильно задумался, толкнул меня.
– Слышишь? Тихо стало - "формулы" финишировали. Пора.
Беру шлем с перчатками и подшлемником. Выходим из автобуса. Навстречу идет Константин, а следом за ним плетется Антон. Видно, что он успел изрядно набраться. Еще издали кричит:
– Дядь гонщик, здравствуй. Какой ты красивый! Весь в фирме.
Я молчу. Константин оборачивается, смотрит на приближающегося Антона и говорит:
– Антон, как в такого тощего столько спиртного влезает? Если ты откроешь свой секрет, то, я уверен, на его принципе можно будет построить легковой автомобиль, который по вместимости станет больше автобуса.
Антон шутку не понял и обиделся, поэтому грубо, как это он умеет делать, сказал: - Мальчик Фан! Твое дело - крутить гайки, а не осуждать взрослых.
У Кости заходили желваки. Виталий быстро подошел к Антону, взял его за руку, подвел к автобусу и усадил на раскладной стул:
– Посиди, Антоша, в тени, ты малость перегрелся, и не нервируй людей перед стартом, - поколотят.
Антон покорно сел, уперся локтями в колени, взялся руками за голову, опустил ее и замер.
Алексей, пойдем, - Виталий потащил меня к машинам.
– Время. Минут пятнадцать осталось.
Мы двинулись в сторону машин, где многие уже прогревали двигатели. Последние минуты я отвлекся, и лихорадка прекратилась, зато теперь, как бы наверстывая упущенное, она взялась за меня с удесятеренной силой. Я молчал - боялся, что начну лязгать зубами. Ребята прекрасно понимали это состояние.
Костя нарушил молчание:
– В "формулах" проигрались в пух и прах. Ко мне подходил Трофимов, - это тренер сборной, - и сказал...
Костю резко перебил Виталий:
– Фан! Это ты нам потом, после гонки, расскажешь, что тебе сказал Трофимов. Прогрей лучше машину.
– Не надо, - остановил я Костю, - успеется. Пойдем послушаем Вадима. Он, как всегда, над кем-то зубоскалит.
Это был тот самый Вадик, который десять лет назад говорил, что у меня целый табун под капотом и хвост последней лошади выглядывает из выхлопной трубы. Он по-прежнему был такой же зубоскал и в предстартовые минуты становился, как правило, центром внимания всей сборной. Вадика, как и всех, жестоко трепала лихорадка, но на него она действовала по-особому: он начинал травлю анекдотов, которые знал в неограниченном количестве, или рассказывал какие-нибудь комические истории. И теперь, только что, закончив одну из них, без перерыва перешел к другой:
– А знаешь, почему Борода такой злой на меня?
– Властимил действительно всегда был подчеркнуто вежлив с Вадимом.
– Два или три года назад мы были на гонках в Чехословакии. Смотрю, перед стартом две молоденькие славяночки моют Бороде его машину, да еще с шампунем - чуть ли не вылизывают, а он королем рядом ходит. Я своим говорю - ребята, сегодня Борода не конкурент. Те насторожились. Объясняю - и одну-то бабу нельзя подпускать близко к боевой машине, а он сразу двух - не повезет ему сегодня. Держитесь от Бороды подальше. Все смеются. Борода замечает это - подходит и спрашивает: "Что смешно? Девочка смешно? Машина смешно?" Я ему: "Не, Властимил, все в порядке, я потом тебе расскажу". Он заподозрил неладное и стал приставать ко мне, но я держался крепко, так ему ничего и не сказал. Пошли на старт. И надо же такому случиться - на втором круге Борода улетает в отбойник, "под ноль" разбивает машину, сам чудом остается жив. А я, дурак, возьми, да и расскажи ему после гонки, чего мы смеялись. С тех пор он на меня и сердится, - закончил с напускной грустью Вадим.
Историю слушали уже больше из вежливости - пора было идти по машинам. И как только очередная байка закончилась, все быстро стали расходиться.
– Давай, Леша, - говорит мне Виталий, - застегивайся, зашнуровывайся и вперед.
Открываю дверь, сажусь в анатомическое кресло, шлем кладу рядом на пол (второго сиденья теперь не ставят - все облегчено до предела, даже обивки в салоне нет). Тысячи раз заводил двигатель перед стартом, и каждый раз эта процедура по-прежнему волнует меня: включаю "массу"... тумблер зажигания - оживают приборы, застрекотал и замолк топливный электронасос, указательный палец левой руки кладу на большую красную кнопку пуска, нажимаю, клацает втягивающее реле, взвизгивает стартер, и мотор, чихнув пару раз и что-то пробубнив, вдруг просыпается. Пока он прогревается, Костя стоит рядом с машиной, слушает и смотрит через открытую дверцу на приборы. Даю перегазовку - быстро нажимаю и отпускаю педаль газа - мотор мгновенно отзывается, взрываясь оборотами, от его звука щекочет в ушах и отдается где-то в животе. Даю перегазовку еще и еще раз. Доволен - голос у двигателя чистый и звонкий. Костя показывает большой палец и отходит от машины, хлопая дверцей. Я понимаю его - хочет проверить работу рации. Быстро надеваю подшлемник - шерстяной чулок тонкой вязки с окнами для глаз - надеваю шлем, подключаю его к бортовой радиостанции и слышу Костин голос: "Раз, два, три... проверка... раз, два, три..." Отвечаю, глядя через лобовое стекло на него, уже обвешанного секундомерами, в наушниках: "Нормально, Фан. Я готов".
Прошел мимо судья и, хлопнув рукой по крыше, показал мне, что надо уже выезжать. Включаю передачу и медленно выкатываю из "закрытого парка" к выходу. Здесь к судейской машине уже пристроились "Лады" чехов - Властимила и Иржи, а в зеркалах заднего вида появился подтягивающийся ко мне автомобиль Генриха. Кавалькада машин выстраивалась на прогревочный круг. Это обязательная церемония перед гонкой. Все стартующие в порядке показанного накануне времени проезжают за судейской машиной один круг, здесь, в Киеве, получается полтора, и выстраиваются на старте. По идее, за время круга надо попытаться прогреть шины, чтобы они размягчились, но практика показала, что это все равно не успеваешь сделать. Поэтому как только мы трогаемся, я больше уделяю внимание тормозам. Вот их-то прогреть нужно хорошо, и тогда никаких неожиданностей при первом торможении после старта не будет. Я чуть отстаю от Иржи, разгоняюсь и интенсивно торможу. Затем опять проделываю все снова. Так с черепашьей скоростью мы двигаемся вперед. Выходим на стартовую прямую. Когда же кончится эта мука! Впереди еще целый круг! Я представил его себе, как когда-то, с высоты птичьего полета. Трасса по контурам похожа на голову неудачника-волка из "Ну, погоди!", но с заячьими ушами. Сейчас мы ползем по "нижней челюсти" к "затылку" - это и есть стартово-финишная прямая, она самая длинная - около восьмисот метров. И во время гонки уже к ее середине двигатели выходят на предельные обороты: где-то восемь - восемь с половиной тысяч, а по скорости это 190-195 километров в час. В конце прямой, там, где у "волка" заканчивается челюсть, - левый поворот под небольшим углом. Его можно пройти километрах на ста семидесяти. Сейчас мы его проползаем на пятидесяти и начинаем "подниматься" по первому "уху". Дорога здесь немного идет вверх. До захода в левый вираж больше семисот метров. Скорость на подходе, как правило, предельная. Сам поворот, а точнее, разворот градусов на двести десять, имеет сильный наклон профиля, и скорость в нем около ста двадцати пяти. Пройдя его, начинаешь "спускаться" к "голове", а через двести метров делаешь правый разворот (скорость около ста пятнадцати) и вновь карабкаешься те же двести метров, но уже по второму "уху". Здесь скорость на развороте около ста тридцати, и "скатываешься" к так называемому девяностоградусному повороту. Его проходишь на ста двадцати и попадаешь на "голову волка". Метров сто по "голове" и, пройдя эс-образный поворот или, как мы его называем, "эска" (левый-правый), на скорости ста сорока километров попадаешь волку на "морду". На отрезке прямой в триста метров до "кончика носа волка" успеваешь набрать около ста девяноста пяти километров в час, но потом приходится сильно тормозить - на "носу" в повороте скорость сто десять. С "носа" съезжаешь к "подбородку" - последний поворот, называемый у спортсменов - "гаражный". Его можно осилить на ста сорока пяти, но для этого требуется очень смело действовать. Ну, вот и все. Мы подползаем к старту. Нас останавливают каждого у своего места. Первый ряд - три машины. Слева направо: Властимил, Иржи и я. Второй ряд - две машины: Генрих и Вадик. Третий ряд - три...
Встали. Вот теперь главное - не перегореть! Правая нога сама собой время от времени нервно ударяет по педали газа. Двигатель так же нервно реагирует на эти движения, мгновенно взвинчивая обороты. Судья показывает табличку: "МИНУТНАЯ ГОТОВНОСТЬ!" Сердце, и без того подстегиваемое растущим напряжением, переходит на бешеный ритм, все начинаешь видеть как сквозь пелену, взгляд упирается в большие стартовые часы, где только что дрогнула стрелка и побежала отмерять свой минутный путь. Прошло пятнадцать секунд: последний раз быстро пробегаю взглядом по всем приборам... давление масла - в норме... температура - в норме. Тридцать секунд: застегиваю перчатки, "молнию" комбинезона, туго подтягиваю ремни, включаю рацию на прием. Стрелка часов подходит к закрытому пятнадцатисекундному сектору, сейчас она скроется за ним, и каждая оставшаяся секунда будет казаться часом. Все! Скрылась! Как по команде, пульсирующий звук двигателей мгновенно перерастает в сплошной рев. И выделить в этом непрерывном громе звук собственного мотора просто невозможно. Заглохни он сейчас -ты и не заметишь. Остается единственный контролер - стрелка тахометра. Поднимаю обороты до пяти тысяч, выжимаю сцепление, включаю первую передачу. Знаю - на это ушло три секунды. Медленно-медленно отпускаю сцепление. Вся машина напрягается, как и я сам. Теперь мы оба - одна струна, вибрирующая на одной предельной частоте. Стараюсь держать в поле зрения одновременно тахометр и черный "глаз" стартового светофора. ЗЕЛЕНЫЙ! Старт. Остальное делается как бы без моего участия. Все это отрабатывалось десятками тысяч раз. Усилия дозированы до грамма, а движения выверены до долей миллиметра. Внимание переключается на другое: слева, как привязанный, идет автомобиль Иржи, а за ним, я это вижу боковым зрением, машина Властимила медленно, сантиметр за сантиметром начинает выходить вперед. Стремительно надвигается левый поворот. Бросаю взгляд в зеркала заднего вида. Там все плохо: очень плотно поджимают со всех сторон, и кто-то хочет вклиниться справа между мной и отбойником. Придется сбавить скорость, она уже за сто сорок, и пропустить вперед двух чехов. Не отпуская правой ногой педаль газа, левой делаю легкий удар по тормозу: Иржи тут же уходит вперед, а я бросаю свою машину на его место к левому краю. Но проклятье! Идущий слева успевает втиснуться между мной и отбойником - это Генрих. Придется пропустить и его. Из поворота выходим гурьбой - я четвертый, - вплотную за мной наши: Вадик слева, Раймонд справа. Так, тыл прикрыт - это хорошо. Машины в бешеном наборе скорости приближаются к вершине первого "уха". Вот здесь и надо обходить немца, а то потом он "вкатится" в трассу, и это будет сделать сложнее. Сажусь ему вплотную на хвост - нас отделяет метр-полтора - и жду, когда он в соответствии с классическим правилом сделает заход в поворот. Все точно - он перестраивается вправо и тормозит, а я пулей мимо него. Торможу, не перестраиваясь, включаю третью передачу и, как шел, так и вваливаюсь в поворот. Этот трюк у меня был отработан еще лет пять назад. Дальше резко поворачиваю руль влево, машину ставит боком к движению и начинает тащить вверх по склону виража, это страшно, но я знаю - метра за два до верхнего края скорость упадет километров до ста, скольжение прекратится, и машина пойдет по внешнему радиусу. Все так и происходит. Открываю полностью газ и, устремляясь к следующему повороту, вижу, что Генрих уже метрах в десяти сзади. Когда я первый раз применил этот прием, надо мной все смеялись и говорили, что это неграмотно, так только раллисты ездят. Да, я это все сам знаю, но важен результат, а он виднеется в зеркалах заднего вида. Но такие штучки хороши в толпе машин. Один на один они не проходят. И я это вижу по быстрому удалению от меня чехов. Да, трудно их теперь будет достать. Начинается самая сложная, изнурительная работа. Та работа, о которой непосвященный даже и не подозревает. Сейчас надо суметь использовать каждый миллиметр трассы, каждый оборот двигателя, чтобы достать лидеров.