Транс
Шрифт:
Драммонд ощупал языком щеку. Удар Перегрина поранил ее изнутри, губы начинали опухать.
– Фоллон не мог сразу расшифровать пленку, так как во второй половине дня у него было много пациентов. Мы должны были позвонить ему поздно вечером, возможно, в полночь, получить расшифровку, а затем сразу ехать в Лос-Анджелес.
Перегрин взглянул на часы.
Драммонд посмотрел на свои. Без десяти шесть. Пол поднес часы к уху, решив, что они остановились – не может быть, чтобы все случившееся с ними произошло в столь короткое время!
– В котором
– Примерно сейчас.
– Какой у него номер телефона?
Драммонд назвал номер, и Перегрин поднял трубку.
– Центр гипнотерапии, – ответила Кей Коннорс.
– Майка Фоллона, пожалуйста.
– Кто его спрашивает?
– Я звоню от господина Пола Драммонда.
– Подождите минутку.
– Слушаю вас, – подошел к телефону Фоллон.
Перегрин передал трубку Драммонду:
– Ты знаешь, что нужно сказать. Вот все это и говори.
Драммонд взял трубку и приставил ее к уху так, чтобы Перегрин мог слышать Фоллона.
– Майк? Ты еще не приступил к пленке?
– Только собираюсь. Уфф... Что за денек! Пятницу следовало бы назвать Днем неврозов. Некогда было даже кофе выпить.
– Послушай, Майк, забудь про пленку. Оставь ее. За ней зайдут... – Пол посмотрел на Перегрина. – ...Через полчаса. – Перегрин утвердительно кивнул головой. – Просто передай кассету тому, кто придет. Ты все понял?
В трубке наступило молчание.
– Пол, с тобой все в порядке? У тебя какой-то странный голос.
– Да нет, со мной все в порядке, просто немного прикусил щеку.
Фоллон фыркнул в трубку:
– В следующий раз смотри, что ешь. Ладно, приятель, я все сделаю. Кей сейчас уходит домой, а я задержусь. Уик-энд проведешь у стариков? Хотелось бы с тобой повидаться.
– Пока еще не знаю, Майк. Я дам тебе знать.
– Прекрасно. Позвони мне домой.
Фоллон повесил трубку.
Перегрин поставил телефон на стойку.
– Что ты рассказал Фоллону о пленке, об Амброузе, о том, что вас преследуют?
– Практически ничего. Я решил: чем меньше ему скажу, тем в большей безопасности он будет. Когда я приехал в Центр, то просто сказал ему, что у меня есть одна тонкая работенка, которую мне нужно сделать, и попросил у него джип. Майк – опытный психолог, он знает, когда задавать вопросы, а когда молчать. Ты же слышал разговор. Разве похоже, что он в курсе событий?
Перегрин глубокомысленно кивнул.
– Ну ладно, посмотрим, – и повернулся к Черному Дрозду, который все это время стоял, прислонившись к дверному косяку, и чистил ногти металлической пилкой. – Подгони "плимут" к дому. Чайку – в фургон и в Тахое. А этих двоих повезем в Реддинг за пленкой.
Черный Дрозд ушел.
– Как чувствует себя Чайка? – спросил Драммонд.
Перегрин усмехнулся:
– Что надо! Вот только жалеет, что не может добраться сюда и убить вас обоих.
Глава 36
Им разрешили переодеться в сухое. Карен пришлось опять позаимствовать одежду из гардероба Сары. Потом их отвели к машине. Драммонд уселся на заднее сиденье "плимута", справа от него – Перегрин. Карен посадили впереди рядом с Альбатросом. Перегрин держал наготове пистолет с глушителем, пригрозив убить Карен при первой же попытке Драммонда к бегству. А Карен он пообещал пристрелить Драммонда, если она попытается что-нибудь предпринять. Можно было не сомневаться, что Перегрин выполнит свою обещание.
По усыпанной гравием дорожке машина двинулась к разбитым воротам. У Драммонда возникло ощущение нереальности происходящего: он и Карен в автомобиле с двумя убийцами. Деловые костюмы Перегрина и Альбатроса усугубляли страстность ситуации. Несмотря на весь драматизм событий, Перегрин показался Драммонду довольно привлекательной личностью. Как психоаналитику ему очень хотелось поговорить с этим человеком, попытаться разобраться в психологии убийцы. Все лучше, чем сидеть молча, размышляя над тем, что ждет их в Реддинге и сколько им с Карен осталось жить.
– Не возражаете, если я кое о чем вас спрошу? – сказал Драммонд.
Перегрин улыбнулся. Он вообще часто улыбался. Казалось, он постоянно был погружен в свой собственный мир, который его вполне устраивал.
– А почему бы и нет, док? Спрашивайте. Ответа, возможно, вы и не получите, но спросить, конечно, можно.
– А что вам известно обо всем этом? Об Амброузе, о куплете "Триц-блиц" и о том, что может стоять за этим?
– Практически ничего. А почему вы спрашиваете?
– Просто интересно, насколько все это нужно тебе лично. Может быть, знай ты больше о том, что происходит, ты был бы более доброжелателен.
– О док, очень сомневаюсь. Тут не мне решать. Я стараюсь не вникать в то, что хорошо, что плохо, что справедливо, а что несправедливо. Все это довольно субъективно и только мешает выполнять конкретную работу.
– И, наверное, ты хорошо спишь, живешь обычной человеческой жизнью, Да?
– Сплю как ребенок. Конкретные лица меня абсолютно не интересуют. Все мы когда-нибудь умрем, и, думаю, не важно, когда это произойдет. Кому-то суждено умереть при родах, другие могут прожить и до ста десяти лет. Кого волнует это дерьмо? Если только родных и близких. И пока мы сидим тут тет-а-тет, может, сотни людей погибли только в Лос-Анджелесе и десятки тысяч во всей стране. Кому до этого дело?
– А что для тебя важно в жизни, Перегрин?
– Точность. И деньги. Деньги – это всегда хорошо, док. Знаете, я думаю, вы здорово поработали. Вы – психолог, понимаете людей, знаете, о чем они думают. Это тоже означает точность в работе – прочитать мысли другого парня, перехитрить его, подловить. Вы задали нам хорошую гонку. Люблю погони.
– У вас было одно преимущество. Если бы мы знали о подслушивающем устройстве, вы бы никогда нас не поймали.
– При чем тут "преимущество"? Мы перехитрили вас. И все.