Трансцендентная сингулярность души (сборник)
Шрифт:
Шло время. Листья пожелтели и стали опадать. Груша, оглядевшись, поняла, что осталась одна, совсем одна. Ей стало тоскливо и сиротливо. Она глянула вниз и ужаснулась: под деревом в пожухлой траве лежало множество груш – сморщенных, почерневших и полусгнивших. Нет! Только не это! Она стала оглядываться по сторонам, не идёт ли кто. Она была бы рада любому мужчине. Да что там мужчине! Хоть даже дятлу! И она стала клясть свою неразумную гордость и надеяться на чудо.
Но чудес на свете, как известно, не бывает. Чудеса случаются только в сказках. А жизнь не сказка…
Завистливая поэтесса
Недавно выступал я с концертом своих шуточных песен в небольшой аудитории наших местных поэтов. И обратил внимание на выражение физиономии одной из слушательниц. Оно меня поразило: напряженное, недоброе, завистливое. Лицо ни разу не расплылось в
После концерта она подошла ко мне и заявила, что у неё есть серьёзные замечания к моим текстам. Оказалось, их два. Первое: в строке с «трава да бурьян» – тавтология, ибо трава и бурьян суть одно и то же. Я возразил, что трава это обычная низенькая зелёненькая травка, а бурьян – высокие густые заросли, иногда сухостой. Она упорно стала доказывать, что это не соответствует действительности. Чтобы не быть невежливым, я ответил, что на досуге подумаю над её поправкой. Второе замечание было такое: нельзя рифмовать «легко» и «вино». Я ответил, что, во-первых, при исполнении песни некоторая натянутость в этой рифме не заметна, а, во-вторых, хорошие рифмы на эту пару слов есть в следующем катрене, т. е. я рифмованно сопряг строчки двух катренов. Поэтесса заявила, что такой приём – против всех правил стихосложения. Чтобы не обижать её, я весело сказал, что люблю нарушать правила. Она недовольно поджала губы и удалилась.
Я на миг представил, какие бесы резвятся в её завистливой душе… Пожалел и простил.
Скандальный поэт
В октябре я редактировал готовящийся к печати сборник наших городских поэтов. Я распечатал черновой макет и положил в книжный киоск, чтобы авторы почитали и отметили, что не так. Все приходили и делали поправки. А один из авторов написал на полях буквально следующее: «Векшин! Я в этом говне не участвую. Немедленно меня выброси, иначе я устрою дикий скандал». У меня челюсть отвисла от столь неожиданного хамства. Этот автор плюнул не только в мою сторону, но во всех авторов (70 человек) и редколлегию. Причем, он сам же принёс мне свой материал, хотя тянул с этим довольно долго. Как потом выяснилось, он сначала весьма активно отговаривал многих поэтов от участия в сборнике. Зачем он это делал, я так и не понял; мне он лицемерно ничего не говорил. Когда он увидел, что никто его не слушает, то передумал и принёс свои стихи. Стихи в целом очень даже неплохие. Но некоторые из них, примерно 15 %, редколлегия всё же забраковала, посчитав недостаточно сильными. Надо сказать, что у многих авторов редколлегия «срезала» гораздо больше, у некоторых до 50 % и свыше. И это правильно, т. к. необходимо было блюсти качество и количество (объем сборника лимитирован). Все авторы восприняли свои потери с огорчением, но с пониманием. И лишь один устроил обструкцию. Когда я попытался с ним объясниться, он начал выпучивать глаза и говорить на повышенных тонах. Он заявил, что редколлегия его кастрировала. Все мои доводы оказались тщетными. Скандалист слышал только себя и держался пафосно-героически, как революционер, решивший, что он похож на Че Гевару и внешне, и по духу (но смахивающий в обеих ипостасях скорее на обезьянопободный шарж на Че Гевару). После разговора с этим странным типом у меня остался на душе неприятный осадок и полное разочарование в нём как в человеке. По его настоянию я удалил стихи из сборника. Мне вскоре передали, что он уже пожалел о случившемся. Я хотел было вернуть его назад в сборник, но передумал; ведь он может устроить скандал на бис. Так пусть у него не будет повода для скандала. Впрочем, как мне кажется, он не успокоится…
Антистарин
В юности меня поразила мысль о том, что люди непременно стареют и умирают. Я пошёл в ВУЗ и выучился на биофизика, чтобы разобраться в сути дела. Много лет потратил на образование и самообразование. Причем, большую часть времени занимался не указанной проблемой, а другими (по разным обстоятельствам). Несколько лет назад я вернулся-таки к исходному вопросу. Имея приличный багаж знаний и опыта, я теперь уже понимал, что старение не является специальной генетической программой (на чём настаивает академик Скулачев), а обусловлено накоплением дефектов. К примеру, автомобиль может много лет ездить по хорошим дорогам, а по колдобинам – недолго. Он ломается не потому,
Понаехавшая
Как-то раз пенсионерка-киоскёрша вытащила из-под прилавка какую-то книжку и предложила мне: «Возьмите и прочтите! Это шедевр. Тут такой юмор! Я проглотила это за один вечер и всё время хохотала».
Я поблагодарил, взял и прочитал. Но испытал не удовольствие, а разочарование и отвращение. Осилил всего три главы. Больше читать было невмоготу.
Книга называлась «Понаехавшая». Автор – лингвист и преподаватель русского языка национальной школы Наринэ Абгарян, приехавшая с гор в Москву в 90-х годах. В аннотации утверждается, что книга – «признание в любви Москве». Ничего себе, хорошенькое же «признание», если рассмотреть его по сути!
Сюжетец сугубо автобиографический: армянская девушка приезжает покорять российскую столицу. Она устраиваете работать в валютном обменном пункте. Обменник находится на территории гостиницы «Интурист», где много состоятельных людей и проституток. Общаясь с ними, героиня попадает в забавные (забавные – с точки зрения авторши) ситуации.
Вот характерный примерчик юмора: «Однажды к обменнику подошла жрица любви в изрядно потрёпанном макияже, просунула в окошко купюру в сто долларов и попросила разменять по пятьдесят – А то минет стоит пятьдесят долларов, а у меня сдачи нет». Гыннеальный юмор из бородатого армянского анекдота. Ильф и Петров аннигилированы, ОГенри повержен, а Марти Ларни переквалифицирован в свинопасы.
Другой пассаж: «Кто тебе родной человек?» – «Как кто? Бывший муж, конечно!» – «А как же нынешний?» – «Нынешнего я люблю, а с бывшим по старой памяти п@ёбываюсь. Чтобы не терять сноровки». Правда, смешно? Ага, просто – лопнуть от колик в животе и ниже.
Третий эпизод: «Я пошарила рукой, чтобы за что-то зацепиться, ну и нашла чьи-то яйца, – рассказывала потом О. Ф., запивая пережитый шок водкой – Не, ну ваще @хуели бл@ди, верху – сиськи, а внизу – елда!»
И так далее, всё в том же мутно-похабном духе. Грубость и примитив. Такие словечки как г@вновопрос смотрятся в тексте почти безобидно. Матерщина прёт со всех страниц, причём, открытым текстом, без купюр.
Как хорошо нынче стало в России писателям! Цензуры нет. Печатайте любую мерзость и муть! И получайте за это премии. На обложке книги указано: «Гран-при премии Рукопись года». Вот так-то! Больше того, Наринэ Абгарян не просто «понаехала» и взяла «Гран-при», но ещё и вошла в лонг-лист премии «Большая книга» (с другим своим шедевральным опусом – «Манюня»).
В советское время матерные слова писали только идиоты на заборах, а нынче – литераторы в своих бестселлерах. А ведь кто-то это чтиво покупает. И маститые члены литературных жюри восторгаются подобной вонючей похлёбкой, дают премии и пишут хвалебные рецензии (на эту тему читайте моё критическое эссе «Синдром Гандлевского»).
И дело не только в мате как таковом. Например, в произведениях Виктора Пелевина и Сергея Минаева тоже встречаются непечатные слова, но они там, как правило, к месту; они не обильны, не прут из всех щелей. Пелевин и Минаев, в отличие от Абгарян, мастерски владеют словом, умеют выстроить сюжет романа, создать интригу, провести анализ социальной проблемы, тонко передать чувства героев. И их чёрный юмор стократно светлее, чем у Наринэ.
Слог авторши бедный, примитивный, хотя, надо признать, беглый, лёгкий. Повествование изобилует малозначительными подробностями («вместо 50 долларов они заплатили сто» и т. п.) и банальными сентенциями типа «если хочешь быть умной, будь».