Трансформация демократии (сборник)
Шрифт:
В XIX веке широчайшее распространение получил так называемый исторический метод изучения социальных явлений, с его помощью было проведено много важных исследований их происхождения. По сравнению с применявшимися до этого и в значительной мере применяемыми поныне метафизическими и этическими рассуждениями они стали большим шагом вперед, приближающим нас к опытному знанию (§ 857 и след.); но можно двинуться дальше и достичь еще более впечатляющих успехов, используя исключительно экспериментальный метод.
Какой-то социальный феномен или институт, существующий в данный момент, может непосредственно происходить из другого феномена или института, но это не обязательно. Эволюция обычно не идет по прямой (217), и сходство некоторых элементов не следует смешивать с заимствованием. Семейство хищных у птиц и кошачьих
Метафизика отправляется от абсолютных начал и нисходит к реальным фактам; экспериментальный метод отправляется от последних и восходит к общим свойствам, называемым также абстракциями. Экспериментальная абстракция ничего общего не имеет с метафизической.
Здесь это говорится к тому, что некоторые авторы в своем неведении относительно экспериментального метода их путают.
Множество экспериментальных абстракций неисчислимо. Каждый общий принцип можно выводить из другого, еще более общего, и так до бесконечности, без каких бы то ни было ограничений. Но не всегда следует придерживаться этого способа, который в иных случаях уместен, в других нет. Нужно избегать опасности выйти за пределы доступного опыта и отправиться в путешествие по воображаемым мирам. Для Ньютона было уместно остановиться на законе всемирного тяготения, в то время как для современных исследователей механики естественно желать пойти дальше, а для будущих – еще продвинуться по этому пути и превзойти сегодняшние результаты. Следует хорошо запомнить, что умение ограничить свою сферу исследования имеет первостатейную важность. Преемники Ньютона, изучавшие следствия, вытекающие из принципа всемирного тяготения, которым они ограничивались, принесли огромную пользу, в то время как достигли бы противоположного, если бы обратились исключительно к поискам сути гравитации, как поступают сегодня некоторые экономисты (?), пускающиеся в пустые рассуждения о стоимости [27] .
27
Например, «стоимость» как абстракция, выведенная из фактов, не имеет ничего общего со «стоимостью» как метафизической сущностью, господствующей над фактами и претендующей на их объяснение. Тому, кто не понимает этого, экспериментальный метод недоступен.
В «Социологии» мы говорили о некоторых элементах, названных «остатками». Нет сомнения в том, что это лишь один термин из бесконечного ряда обозначений общих явлений и что рано или поздно можно будет двинуться дальше и обозначить еще более общие явления, как нет сомнения в том, что это наверняка случится и что невозможно объяснить всего одним способом. Было бы явным противоречием утверждать, что экспериментальный метод не претендует на абсолютную истину, и при этом пытаться объяснить все с помощью нескольких принципов. Тем не менее (я говорю от своего имени, а не от имени всех) посмотрим, что можно извлечь из этих общих явлений; это будет более трудоемкое, более скромное, более приземленное предприятие, чем полет фантазии в бесконечных пространствах за пределами опыта, но также и более полезное. Это относится, как уже было сказано, к научной стороне дела, а не к той, которая побуждает людей к поступкам.
Если кто-то заметит, что первое гораздо менее важно, чем второе, он будет прав и я не стану с ним спорить. Пусть кто-то занимается изучением того, что он считает главным, и согласится с тем, что наряду с множеством других второстепенных дисциплин будет разработка логико-экспериментальной теории. Чтобы определить аспекты поставленной нами проблемы, обратимся к аналогичным явлениям; каждому аспекту соответствуют разные явления. Тому, кто внимательно следит за повседневным ходом событий, очевидны три основных момента, а именно: 1) ослабление центральной власти и усиление анархии; 2) ускоренное развитие цикла демократической плутократии; 3) трансформация настроений буржуазии и правящего сегодня класса.
К этим моментам мы и обратимся в дальнейшем.
II. Разрушение центральной власти
Во всяком человеческом сообществе друг другу противостоят две силы. Одна из них, которую можно назвать центростремительной, способствует концентрации центральной власти, другая, которую можно назвать центробежной, подталкивает к разделению.
Для целей этой работы нам достаточно сказанного; к сожалению для читателей «Социологии», позволим себе небольшое отступление, чтобы рассказать о взаимоотношениях этих сил с остатками.
В основном они зависят от рода, названного нами устойчивостью отношений человека с другими людьми и местами, а также от некоторых родов класса, названного остатками в отношении социальности.
Нарастание интенсивности остатков семейных и коллективных (в том числе независимых от семьи) отношений близости, потребности в особых социумах, часто связанное с экономическими условиями, ослабление потребности в единообразии, очень часто связанное с остатками чувств, определяемых как религиозные, повышение интенсивности некоторых иерархических ощущений в сравнении с другими укрепляют центробежную силу и ослабляют центростремительную.
В вечном движении точка равновесия этих двух сил постоянно смещается то в одну, то в другую сторону, и все время по-разному, не следуя какому-то правилу; эти колебания проявляются в виде самых разнообразных феноменов. Один из них, наблюдавшийся в Средние века в Европе, получил название феодализм.
Во Франции этот период представляет собой второе и более амплитудное колебание, последовавшее за первым, не столь значимым. Монархия Меровингов, располагавшая довольно сильной центральной властью, распалась при установлении правления Каролингов. Последние восстановили сильную центральную власть, которая снова стала разваливаться при угасании их династии и опять, спустя длительное время, возродилась в другой форме при французских королях.
В исследованиях, посвященных истории разных стран и эпох, были обнаружены похожие периоды, которые в результате использования синекдохи, заменяющей целое частью, также получили название феодальных.
Уже было замечено, что эти явления возникали и затухали, т. е. имели подвижный характер, а точнее, были колебаниями.
Это наблюдение относительно возвращений феодов составляет достоинство теории Вико, но он ошибается, приписывая разным колебаниям одинаковую форму, и ошибается в деталях, пускаясь в фантазии, уводящие за пределы опыта.
Но и в рамках опытного поля существует масса теорий, порожденных феноменом феодализма в Европе. Я не собираюсь их описывать не только по соображениям недостатка места, но и потому, что этого не требуют задачи данной работы; однако стоит привести примеры того, что разные по форме теории имеют нечто общее по существу.
Монтескье приписывал этому феномену прямолинейность эволюции, о которой мы говорили. Он выводил вассальные отношения из обычаев народов древней Германии, которые постепенно трансформировались и привели к появлению феодов. Теории такого рода существуют и в наше время, они особенно по душе немцам, что вполне естественно, ибо люди склонны отдавать предпочтение тем деривациям, которые приятны их чувствам. По той же причине авторы так называемых латинских народов, которые также придерживаются теории прямой эволюции, ищут ее начало не в Германии, а в римском обществе, а именно в прекарии, в клиентских отношениях. В реальности эти теории показывают необходимость особых общественных форм и перемены в остатках социальности. Это относится и к теории Флаша [28] , который видит истоки феодального общества XI–XII вв. в клане.
28
Жак Флаш – автор «Les origines de l’ancienne France» в трех томах – книги, вышедшей в Париже в 1884–1904 гг. – Прим. итал. ред.