Шрифт:
Артему Пироговскому
«Он же псих долбаный. С таким гадом надо быть очень осторожным, потому что, как бы он ни старался, он просто не может не говорить правду».
«Если общество намерено объявить меня вне закона, – сказал Кизи, – тогда я сделаюсь изгоем, причем чертовски хорошим. Людям только этого и нужно. Во все времена люди нуждаются в изгоях».
«Когда наступит время оправданий,ЧтоПролог
В мое время быть типпи считалось крутым. Хотя, если честно, большинство типпи, с которыми мне приходилось сталкиваться, оказывались либо самовлюбленными мерзавцами, либо наивными дураками-идеалистами. Но я не был типпи, мне повезло, я так и не научился врать самому себе. Поэтому я был недотепой. И Ревущий Медведь тоже, и Молчащая Сова, хотя последний был достаточно наивен, чтобы стать типпи, но он связался с плохой компанией. С нами…
Если типпи были кем-то вроде хиппи 60-х, то мы напоминали скорее битников. Битники тоже были крутыми, у них был Берроуз, но у них не было Вудстока, а у хиппи Вудсток был. И Вудсток оказался круче Берроуза, вот что я пытаюсь вам объяснить. Кто вообще помнит о битниках? Единицы. Зато про хиппи и лето любви помнят даже здесь и сейчас, когда расстояние до него исчисляется не только веками, но и световыми годами. Но в этом-то и кайф! Быть типпи в наше время значило быть на волне. А мы перли поперек волны. Понимаете, о чем я говорю?
Я родился на маленькой планете Кингстон сорок семь лет и шесть месяцев тому назад. С этим мне не повезло, потому что Кингстон – это дыра. То есть, фактически, это не дыра, а небесное тело, обладающее атмосферой (да здравствуют управляемые бактериологические процессы!), единственным городом, построенным вокруг большого завода по производству ядовитой дряни под названием «гелий 333» и пятью разными бургерными. Но, по сути – дыра дырой, без всякой надежды стать чем-то большим. Провинция – либо благородна, как седой ветеран, либо – диагноз. Кингстон была планетой-диагнозом.
А я был сначала мал, потом юн, потом молод и вокруг ничего не менялось. И сама эта перспектива неизменности и пресловутой стабильности (до конца отведенных тебе дней и да благословит Господь всемогущий стол данный мне и людей данных мне и всю эту ерунду, которая окружает меня при жизни и будет окружать мою могилу до тех пор, пока огонь очищающий не сотрет с лица вселенной саму память о человечестве), взламывала мне мозг и горстями закидывала в него губительные вирусы: надежды, мечты, грезы о чем-то большем. Нормальная ситуация, все мы в юности мечтаем о чем-то большем. Вопрос в том, насколько сильно ваш организм был поражен этой заразой? Если бы к моей голове тогда поднесли счетчик «нормально-ненормально», его бы не разнесло в клочья. Но указатель болтался бы где-то в районе критической отметки.
Как и положено зараженной системе, я довольно быстро перестал соответствовать представлению о том, каким должен быть хорошо воспитанный юноша Кингстона. Мои родители, мои друзья, мои одноклассники, соплеменники, сопланетники, собратья, соседи, короче, все эти so-so, таковое представления имели. И именно они гораздо раньше меня поняли, что во мне что-то сломалось. Наверное, они копались в файлах
Видите ли, в чем дело, дорогие читатели. Планета Кингстон – это планета домоседов и патриотов своего куска бесконечной вселенной. Вы заметили, что все ограниченные люди рано или поздно обращаются к патриотизму? Причем, сам-то по себе патриотизм – штука неплохая. Но ведь и ядерная энергия сама по себе – неплохая штука. Она просто есть и все. Она не виновата в том, как ее используют плохие умные люди. Так что, когда я встречаю человека, на полном серьезе говорящего о себе, как о патриоте, я сначала долго приглядываюсь к нему, и только потом соглашаюсь выпить за его счет. Понимаете?
Еще раз: Кингстон – планета домоседов. На людей, которые покидают ее прекрасный климат, вечный покой и никогда не меняющийся порядок вещей, здесь смотрят косо. Поворачивают голову, упираются подбородком в плечо, и смотрят. Я бы вот как сказал: Кингстон хорош для людей моего нынешнего возраста. Когда начинаешь мечтать о неизменности, отсутствии сюрпризов, хорошей погоде и предсказуемом завтрашнем дне. Но тогда мне еще не стукнуло сорок семь, а едва исполнилось семнадцать! Я закончил школу и один курс института, предоставляющего возможность получить весь спектр теоретических знаний, которые могут понадобиться молодому человеку на заводе по производству «гелия 333». Еще два года, и я смог бы получить работу на том же самом заводе. Солнце всегда вставало бы на востоке, и всегда заходило бы на западе. Луна по имени Гаваи-5 была бы серым овалом на ночном небе, а луна по имени Кокос – тоже овалом, но красным. И так из года в год, из десятилетия в десятилетие. Рано или поздно у меня появилась бы любимая футбольная команда, и любимое место в любимом баре. А еще чуть позже я бы пришел к выводу, что прожил славную жизнь. Клянусь, так бы оно и было, если бы однажды на Кингстоне не появились типпи. Господи Иисусе, Дева Мария и все апостолы, какая бы прекрасная скучная жизнь у меня была! Но черт меня побери, если я жалею о том, что она не случилась!
И можете считать меня кем угодно. Дураком? Ладно, буду дураком. Шутом? Да, не вопрос. Стареющим идеалистом не от мира сего? Эй! Я вовсе пока не старею. Мне всего сорок семь лет, меня зовут Том Хант, и я намерен замутить одну из этих своих статеек. И как обычно, я буду рассказывать о самом себе, о том, что вижу, о том, что слышу, о том, что скрыто, и о том, что наяву, и вы, черт возьми, не заметите, как я расскажу вам о вас самих. И хотя многие не согласятся со мной, скажут, что я солгал или перегнул палку, но, парни, тихо, не надо судорог. Я всего лишь напишу то, что я о вас думаю, а как там обстоит на самом деле – спросите у тех, кто никогда не покидал славной провинциальной планеты Кингстон. Они знают, потому что они знают вообще все, и в этом их фишка. Но в этом же и их трагедия. Ибо незнание – прекрасно, оно ведет нас в будущее.
Стоп! Я же собирался рассказать вам о том, как на Кингстоне появились типпи. Для нашей дыры того периода это была та еще история! Когда огромный корабль, покрытый психоделическим граффити, приземлился на аэродром города, который тоже называется Кингстон (фантазия – грех), были потрясены все незыблемые устои общества. А когда космонавты в не менее расписных скафандрах вывалили наружу и тут же отправились в ближайший бар, неподобающе хохоча, неподобающе гремя неподобающей музыкой и неподобающе вращая зрачками, это перешло уже всякие границы. Приехал шериф О`Нилл со своими парнями, надавали бедолагам по гермошлемам, поломали гремящую аппаратуру, и заставили немедленно покинуть планету. Вот и все, каких-то жалких сорок минут на событие, которое изменило мне жизнь, и свидетелем которого я даже не был, потому что как раз в это время сидел на лекции по сопротивлению материалов.