Трансильванские рассказы

Иванов Дмитрий

Теперь о том, что говорили о мече, и тех свойствах, которые обретал с ним его хозяин. Как и прежде увеличивал он мощь рыцаря, им владевшего, но теперь не делало различий лезвие между праведниками и неверными, а разило всех без разбора. Раны же им нанесённые неизменно гноились и долго не заживали. Острие же, будучи опущено в напиток, наполняло его ядом более смертоносным, чем сок мандрагоры, дурмана или болиголова. Кровь же, попав на проклятый металл, не стекала и не сохла, а впитывалась внутрь, так как сущность, обитавшая внутри, использовала её в качестве пищи. Владелец мог отпустить нечестивое оружие, дабы оно само летало по воздуху и сражалось, будто управляемое кем-то незримым. И ещё рассказывали о нём, что, если желал владелец меча знать, что говорит тот или иной человек, стоило лишь поднести клинок к уху, как тут же раздавались слова, произносимые тем несчастным, хоть и находился он за много миль. Смелость с таким клинком переходила

в безрассудство, а чувство боли притуплялось, выносливость возрастала, равно как и скорость, ловкость и проворство. А потому становился тот воин неистовым, словно раненый вепрь, и сражался за троих или четверых. Стрелы отскакивали от его доспеха. И каждый, кто пребывал подле него, разделял данное исступление, но в меньшей мере. А кроме всего прочего мог меч сам разговаривать с хозяином и внушать ему греховные мысли и желания. Одни говорили, будто собственными ушами слышали голос клинка. Иные же рассказывали, что видели только, как хозяин ему отвечает, а речи оружия будто бы возникали в голове его обладателя.

И тут кажется разумным спросить, как же такой святой клинок мог стать средоточием скверны и нечестивости. Ведь как писал преподобный Хайнрих Крамер, «Daemonem nihil posse efficere absque divina permissione» 6 . Представляется, что данный факт осквернения явлен потому, что христиане, поклявшись вернуть Иерусалим, не сумели собрать достаточно воинства, не проявили должного рвения, да и к тому же учинили и выпестовали разлад в собственных рядах, и, поэтому, не смогли отвоевать Гроб Господень у сарацинов. А ещё высказывали соображения, что Всевышний допустил дьявольские силы в клинок в назидание всем верующим, показывая, что может статься, когда благонравные мужи отворачиваются от поклонения Святой Троице и обращаются ко лжеучению и чернокнижию.

6

Демон ничего не может свершить без божьего попущения (лат.). – Генрих Крамер, Якоб Шпренгер. Молот ведьм.

Поначалу отступникам удавалось скрывать свои нечестивые устремления. Они отбивали все набеги язычников, основывали деревни, строили крепости и замки, подчиняли себе новые территории. И говорили, будто удалось им перейти за границу Карпат и завоевать многие земли о ту сторону гор, кои никогда не находились во владении венгерского короля. И меч сей придавал их воинству и сил, и боевого исступления. Хранил он жизнь хозяина, предупреждал его о приближении врагов, подсказывал, когда сподручнее нанести удар, а когда вести оборону, ведь питался он кровью и страданиями убитых. А ещё неустанно побуждал клинок брата Дитриха изыскать способ выйти из-под власти монарха и править на terra Borza как полноправный государь. Брат королевы, архиепископ Бертольд Меранский, находясь в неведении о богомерзких обрядах, устраиваемых в крипте под церковью Мариенбурга, выхлопотал для ордена право чеканить монету и взимать десятину в году Господа 1212. А святейший папа Гонорий III к неудовольствию епископа Ультрасильвании вывел данные земли из ведения любого другого прелата. А потому ни один клирик во всей державе не мог вмешиваться в дела и намерения ордена.

Упомянутый Германн фон Зальца ежегодно посылал новых рыцарей со свитами и поселенцев в восточную провинцию. Брат Дитрих всячески скрывал от них свои нечестивые деяния. Но, как сказано в святом благовествовании от Марка, «non enim est aliquid absconditum quod non manifestetur; nec factum est occultum sed ut in palam veniat» 7 . Догадывались люди, какие непотребства творятся в подземелье под храмом, только боясь наказания, не могли открыто обвинить ландмайстера в чернокнижии и чародействе, однако слухи о том непрестанно множились. Тем временем пребывал добрый король Андреас на Святой Земле и не мог восстановить монаршую власть в terra Borza. Вернувшись же обратно, прознал он о том, что творится на границах его владений, как попираются его установления, и какие богохульные обряды устраивают вероотступники. Подавал он многие прошения к Святому Престолу, однако кроме пустых заверений, добиться ничего не смог. Тогда в году Господа 1225, расправившись с мятежными баронами, он собрал армию и вошёл в Ультрасильванию. Направляемый Всевышним, разбил монарх войско ордена святой Марии и пленил многих рыцарей.

7

Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу (лат.). – (Мк. 4:22).

И рассказывают, будто брату Дитриху удалось бежать с небольшим отрядом воинов. Долго прятался он в карпатских лесах, но не знал ни дня покоя. И решив покинуть владения государя, отошёл

ландмайстер от своего лагеря и людей. Тогда взял он меч и долго говорил с ним. А по возвращении вручил оружие брату Вольфраму фон дер Рупрехтсвайде, говоря, будто его избрал сам меч. Затем простился отступник с рыцарями и покинул их. А куда он направился, никто не знает. Хотя известно, что королю Андреасу схватить его не удалось. Спутники же его разбрелись, кто куда.

Теперь о Вольфраме фон дер Рупрехтсвайде. Был он тогда ещё совсем юношей, не бреющим бороды. Родился воин Вестфалии пятым сыном в семье небогатого рыцаря, а потому рассчитывать на наследство не мог. Дядя его присоединился к ордену святой Марии и увлёк с собой племянника. Оба они прибыли в Ультрасильванию в год Господа 1223. Дядя заслужил доверие брата Дитриха, вошёл в круг нечестивцев и начал постигать тёмные искусства. Сам Вольфрам хоть и считал такие обряды святотатством, но по молодости и малодушию не смог противиться и дал себя втянуть в общество богохульников. Дядя же вскоре пал, пронзённый стрелой кумана во время вылазки, когда командовал обороной Тартлау. В том же бою племянник бился, как разъярённый волк, и так велико оказалось его неистовство, что сумел он сразить предводителя кочевников и нескольких вражеских воинов. Другие же при виде такой свирепости бежали в страхе. За ту победу Дитрих произвёл Вольфрама в рыцарское достоинство и держал юношу всегда при себе, хоть последний в душе мечтал избавиться и отдалиться от хексенмайстера. И почему меч не сообщил хозяину о тайных помышлениях юноши? Возможно, клинок видел, что через его посредство он попадёт в руки того, кто учинит более казней, расправ и прочих злодейств, чем кто-либо ещё.

Когда получил Вольфрам оружие, то услышал его голос, подстрекавший ко греховным делам. Но отрёкся юноша от всех богохульных учений и вернулся в лоно истинной веры. И хоть носил он меч при себе, но не внимал его речам, а всякий раз читал молитву Спасителю и деве Марии, когда обращалось к нему нечестивое порождение.

После долгих скитаний прибыл юноша на исходе осени в город Кронштадт и обосновался там. На следующий год сам выстроил он себе дом, а клинок Дитриха положил в сундук и спрятал в подвале, дабы оградить себя от его увещеваний. Вольфрам фон дер Рупрехтсвайде чувствовал на плечах ужасный груз вины за грехи прошлого и тщился вымолить у Господа прощение. Таким благочестием он отличался, что каждый месяц отдавал третью часть дохода женскому монастырю святой Короны белого и канонического ордена премонстрантского, а сам довольствовался лишь малым.

Так прошло много лет. В год Господа 1241 в монголы вторглись в землю Ультрасильванскую. В день пасхи местный воевода встретил их со всем своим отрядом. Армия его была разбита и почти никто не смог избежать смерти. Вскоре проникли кочевники в Бурценланд и учинили там резню, пожары и разорение. И где проходили они, не оставалось ни дома, ни амбара, ни святой церкви, ни живого человека. Когда подступили язычники к Кронштадту, жители города рассудили, что будет разумным разойтись на небольшие группы, отправиться в густые леса на горе Цинне и там укрыться, уповая на Божью помощь. Думали они, будто всадники не смогут ездить по крутым склонам и узким тропам на лошадях, да и не захотят долго искать беглецов. И так решив, собрали они всё, что смогли унести, и разбрелись по хребту всяк в свою сторону. И когда явились кочевники, нашли они селение пустым и оставленным. Разграбили они дома и храмы, а затем предали они город огню и разрушению. Позже решили монголы искать жителей и отправили отряды воинов на Цинне, Раупенберг, Шлосберг и другие скалы, и всех, кого нашли они изрубили на куски.

Находился тогда Вольфрам фон дер Рупрехтсвайде на самой вершине Цинне с сёстрами из обители святой Короны. Надел он старую кольчугу и шлем, взял свой меч, а клинок брата Дитриха в ножнах, завёрнутый в рогожу положил на груду камней. Здесь же охраняли монахинь пекарь с двумя сыновьями, мясник и два долговязых кнехта. Только все они воинскому искусству не обучались, и рассчитывать на них особо не приходилось. Было у беглецов припасено еды и воды на два дня. Из-за деревьев не видели они, что происходит в долине и не знали о судьбе других горожан.

Вдруг задрожал меч Дитриха и заговорил:

– Вольфрам-Вольфрам. Десять кочевников подступили к подножию Цинне. Идут они прямо к вам. Хотят вас убить. Вынь меня из ножен, дабы я смог покарать их за вероломство.

– Не бывать этому! – отвечал рыцарь. – Не пойду я на сговор с порождением Лукавого. Сами мы перебьём неверных. Да помоги нам святой Георгий, Михаэль Архангел и всё воинство его.

Подошло время к полудню. Вновь задрожал и заговорил меч Дитриха:

– Вольфрам-Вольфрам. Другой отряд монгол нашёл кузнеца Отто с тремя сыновьями, женой и дочерью, а ещё старую Теодолинду с ними. Всех они изрубили саблями, даже маленького Штефана. Первые десять кочевников присоединились к ним. Идут они вместе прямо к вам. Хотят вас убить. Вынь меня из ножен, дабы я смог покарать их за вероломство.