Трансы-Мансы
Шрифт:
– Всего на 60?
– Остальные 40 процентов моей влюбленности зависят от твоего отношения.
– К тебе?
– Да. Если будешь честна со мной – влюблюсь на все сто.
– А просто секс тебя не устраивает?
– Нет.
– Ладно, посмотрим, - села тут рядышком, приклеилась сладким своим телом, поцеловала в губы, и понеслось, поехало!
– Ты имеешь в виду групповой секс, типа пригласить в постель Галю? – спросил я с некоторой тенью неприязни. – Да, она хороша, но мне никого не хочется, кроме тебя.
– Да нет, дурачок, - улыбнулась она. – Я имела в виду ролевые игры.
– Терпеть не могу снегурок и горничных. В моей коллекции эротических снимков их нет ни одной, - сказал я, в периоды одиночества подолгу копавшийся в эротических сайтах.
– Я в роли снегурочки? Или смазливой горничной?!
– рассмеялась она. – Глупости! Я имела в виду другое...
– Что ты имела в виду? – Виктория в тот день выглядела как никогда умопомрачительно в новом алом гарнитуре и такого же цвета туфельках на шестидюймовых каблучках.
– Ты надевал когда-нибудь колготки? Не детские, разумеется, дамские?
– Нет, конечно. И в голову не приходило, – мне вспомнилось, что я очередной у Виктории любовник. Не от этих ли причуд предпоследний, Дима, от нее ушел? А может, от тех выкрутасов, которые она пока еще мне не предлагала?
– Давай, попробуем? Уверен, тебе понравится?
– Твой размер на меня не налезет... – пробормотал я, представляя себя в колготках.
– Они эластичные. И у меня есть с лайкрой, как ты любишь.
– Мне они нравятся на твоих ножках.
– Не капризничай, я же по глазам вижу, что ты не прочь попроказничать.
– Неси, ради тебя я согласен. И грех ведь, он на миру грех...
Честно говоря, я уже носил колготки, когда сломал себе ногу, и надо было для чего-то там бинтовать здоровую, да и больную под ортезом (это такой армированный бандаж на липучках вместо гипса). Я бинтовал их долго и нудно, пока одна хорошая знакомая не посоветовала вместо бинтовки носить плотные колготки. Я заинтересовался (надоело перебинтовываться каждый божий день), и она принесла мне свои – красного цвета, - надела, ехидно улыбаясь. А мне тогда да и позже было плевать на ее улыбки – колготки пришлись, и я жил в них два месяца, пока врачи не разрешили снять ортез.
Так вот, я согласился, и Виктория достала пакет из прикроватной тумбочки (заранее приготовила, вот ведь женщина!). Пакет с призывно блестящими колготками и коротенькую такую шелковую рубашку. Первые по размеру подошли, то есть налезли по самый пупок, а вот рубашка где-то сзади по шву неприятно для слуха треснула. Облачившись, я встал перед зеркалом. Осмотрелся. Повернулся туда-сюда, и мне понравилось! Особенно блеск. И рубашка алая была к лицу. И собственное настроение, ведь на мне было то, что мне нравилось на женщинах. Я, большую часть жизни себе не особо не нравившийся, был поставлен своей Викторией в начале какой-то тропы.
– Ты прямо Геркулес в полоне у Омфалы, - хихикнула Виктория. – Вот только усы не идут.
– Усов я брить не стану, - насупился я. — Категорически.
– Ладно, пусть останутся. А это надень.
Из-за спины Виктории на сцену явились алые туфельки на высоком каблучке.
– Ты что?! У меня же сорок второй размер!
– Налезут, туфли – сороковые, да без задника.
– Откуда они у тебя? – взял я их в руки, повертел. – От Димы остались?
– Вчера купила. Представила тебя в них и купила.
Она соврала. Туфли были ношенные, недолго, но, тем не менее, ношенные. Дима наверняка бы разозлился, увидев меня в своей любимой обуви.
Однако, продолжим. В туфельках я стал выше. Геркулес мне бы позавидовал. Он ведь хоть и ходил у Омфалы в дамских одеждах, но таких у него не было, ведь в те времена оба пола щеголяли в обычных сандалиях.
– Теперь последний штрих, - в руках моей Омфалы заблестели ножницы.
– Кастрировать будешь? Для полноты картины?
– Нет, ты что! Наоборот, я собираюсь выпустить моего мальчика из плена.
Виктория более чем осторожно вырезала вставку, и член мой, освободившись, уныло уставился в зеркало. Я не знал, что делать, что думать, был не в своей тарелке, не в своих яслях и так далее. Но что-то мне и нравилось. Новизна всего этого? Да. Без новизны все глохнет, и потому надо всегда что-то придумывать новое. Чтобы везде и всюду стоял без всяких вариантов.
Однажды на прогулке, у девушки, которую я тогда любил, поползли колготки; она попросила меня зайти в магазин купить ей новые, хотя могла сделать это сама или со мною. Она специально попросила, думаю, не для того лишь, чтобы изведать полноту власти надо мной, но и добавить каких-то новых ноток сексуальности в нашу личную симфонию. Ей удалось это сделать. Я до сих пор помню, как покупал их, счастливо ошарашенный, а она смотрела на меня с улицы сквозь витрину, смотрела с любовью как на своего мужчину, помню, как нес пакет под недоуменными взглядами мужчин и женщин, как вручил их ей, и как она надевала эти телесного цвета колготки в глухой подворотне, надевала, показывая мне белые свои ляжки.