Транзит
Шрифт:
– Климентий, слышь, знач так: ориентируемся на столб света от заправки в Микулове – он должен быть всегда слева, впереди идём на свет деревни на австрийской стороне – вон то светлое пятно в небе. Идёшь всегда за мной метрах в двадцати, и если падаю, падай и ты, если побегу вбок – беги за мной, короче, понял?..
– Понял, понял, ты ж мне уже всё сказал и раньше…
– Если чё-нибудь не то, потеряешь меня, сцапают меня, просто что угодно – засеки тридцать минут, затарься где-то недалеко от места, где ты поймёшь, что меня нет, и жди. Ни в коем разе не ищи меня сам! Если за это время я за тобой не приду – вали обратно, чётко: деревня сзади, свет от заправки справа…
– Лады…
– Идём!
И
Мокрая распаханная глина быстро сделала ноги в три раза тяжелее, и через метров триста уже казалось, что силы на пределе. Сзади я слышал, как с присвистом тяжело дышит Клим, но не отстаёт. Направленные в небо крутящиеся прожекторы на приграничной чешской заправке давали классный ориентир в виде НЛО, видимый даже в такую погоду на несколько километров, а свет из первой австрийской деревеньки Поттенхофен постепенно тоже становился всё отчётливее.
Ещё сто метров, ещё сто и ещё…
Пробежав кое-как ещё около километра, я, тяжело дыша, перешёл на шаг: в беге я никогда не был силён, благодаря искривлению носовой перегородки с детства, и в нормальной-то ситуации пробежать километр по асфальту в удобных кроссовках для меня был подвиг, не говоря уже о свежевспаханном поле… Сзади я услышал, как облегчённо сопит и мой спутник Клим.
Так мы шли молча, подворачивая в липкой грязи ноги и спотыкаясь, ещё минут двадцать, и я, задумавшись, не заметил, как уже отчётливо стали видны светящие фонари на улочках Поттенхофена, который мы должны были обогнуть справа, не входя в него.
Первая пограничная деревушка была из тех, где каждый знает всех остальных и где чужакам и делать-то, в общем, нечего. Короче, каждая незнакомая личность – уже сама по себе подозрительна. А местные по натуре стукачи все от мала до велика.
Через минуты три я увидел, как по дорожке на краю деревни проехал автомобиль и остановился прямо у кромки поля, по которому мы шли. Как бы ничего особенного… но в этот момент я уже почуствовал, что «что-то не так» и достаточно быстро сообразил, что вблизи деревни туман уже начал рассеиваться, и теперь наши две фигуры, приближающиеся по открытому полю, были видны как на ладони в свете фонарей освещения, и те люди в машине наверняка сейчас смотрят прямо на меня.
А в два часа ночи, приближаясь по полю со стороны границы, я вряд ли похож на случайного пешехода. Ещё через секунду до меня также дошло, что и автомобиль, стоящий именно в это время и именно на этой дороге, тоже, скорее всего, не заблудившееся маршрутное такси…
«Так, если это полицаи, то почему сидят и не окрикнут меня хотя бы? Или думают, что сам приду?.. Наверняка кто-то из местных успел стукануть… Бессонница их, что ли, мучает… Не, были б полицаи, уже бы рыпались… С другой стороны, тут никому другому и делать нечего в это время…» – так я рассуждал, попадая в темп дыхания и спотыкаясь.
Мы продолжали идти вперёд как ни в чём не бывало. Я пытался рассмотреть стоящую машину, но расстояние и слепящие пятна фонарей мешали. Была легковая, комби, похоже, тёмного цвета…
С правого боку и сзади, с поля, по которому мы шли, вдруг послышался звук мотора, работающего на высоких оборотах. Я обернулся и увидел уже знакомую «Фронтеру», которая отрез'aла нам дорогу назад.
Теперь я понял, чего они ждали, но поздно…
Я резко повернул налево и побежал туда, где ещё плавали спасительные клочья тумана и темнота.
Когда под ногами вместо мягкой глины вдруг неожиданно оказалась ровная и твёрдая поверхность, я, спотыкнувшись, растянулся на том, что оказалось старой узкой асфальтовой дорожкой (такой эффект обычно бывает, когда в темноте идёшь по лестнице, а она неожиданно кончается…), ободрав руки и ударившись носом о её шершавое потрескавшееся покрытие.
Сразу вскочил на ноги опять и, матерясь и прихрамывая, понёсся
Хотя я и переходил здесь границу не в первый раз, нельзя говорить о том, что хорошо знаю местность. Всегда только в темноте и только по проверенному маршруту, и только его я знал в действительности до сантиметра. Целую приграничную полосу при дневном свете я мог видеть только с чешской стороны и только её первый +/- километр. Обычно я обходил Поттенхофен справа и шёл дальше, а что находится с левой стороны от него, даже не представлял…
Бежал я что было сил, на слух контролируя сзади присутствие Клима. Как только они увидели, как мы ломанулись в сторону, и те в деревне, и те сзади, в джипе, включили свои синие мигалки. Легковушка двинулась параллельно полю, а джип, съехав с просёлочной дорожки, прямо за нами. Расстояние между нами и «Фронтерой» было около полукилометра, но и действительно хорошему внедорожнику по мокрой пашне ездить не фонтан, а «Опель-Фронтера» сам по себе, как джип, вообще очень далёк от идеала. Тем не менее нам, бегом, это было ещё хуже, и он постепенно приближался. Раза три я упал, вскочил и бежал вперёд, не разбирая дороги. Климу было легче: там, где навернулся я, он уже знал, что яма или ещё что-то, и смотрел под ноги. Последнее приземление было наихудшим: в темноте я не увидел очередной глубокий дренажный канал и, после одного шага в воздухе, пролетев метра два, приземлился прямо на грудь мордой в траву, явно в очередной раз разбив нос, но самое страшное было то, что мне абсолютно перебило дыхание, как будто сильным ударом кулака в солнечное сплетение…
Чисто по инерции я вылез из канавы, сделал ещё несколько шагов и упал на живот, кашляя и пытаясь набрать в лёгкие хотя бы чуть-чуть воздуха. Наклонившемуся надо мной Климу я смог только махнуть рукой по направлению к показавшимся впереди тёмным кустам, и он побежал дальше.
Через несколько жутких секунд без кислорода и с выпученными глазами частично обновилось дыхание, но бежать уже было поздно. Я натянул рукава своей натовской цвета хаки куртки на руки, втиснулся в липкую глину и замер. Тёмно-синие джинсы «Levi`s» и коричневые кожаные кроссовки, так же как и куртка, уже покрылись земляными пятнами и грязью, создавая естественный камуфляж – мою последнюю надежду. Нос болел и явно кровоточил, поэтому голову я приподнял, натянув на неё куртку. Это и приближающийся сзади свет фар автомобиля дали мне возможность достаточно подробно рассмотреть сегмент местности перед собой. После канавы, в которую я так неудачно свалился, поле постепенно понижалось и, наверное, как результат всеобщей сырости и осенних дождей, буквально в паре шагов от меня, в низинке, начиналась огромная овальная, покрытая тонким протаявшим ледком лужа с берегами, состоящими из глинистой жижи и гнилой соломы. Мокрый и грязный лёд тускло поблёскивал в свете фар джипа, который, судя по урчанию мотора, сейчас остановился метрах в тридцати сзади от меня.
Легковушка на поле заехать не могла, и её мигалку я видел краем глаза справа на дороге, но на достаточно безопасном расстоянии. Я лежал прямо в свете фар, и, видимо, поэтому полицаи, даже не включая искатель, вылезли и сразу пошли ко мне. Я слышал, как хлопнули две двери, значит, их двое… Пока они молча приближались, я лихорадочно думал о том, что мне за всё это может быть.
«Ну, чёрный штамп в паспорт влепят – он у меня уже и так есть, ну, пару дней подержат, потом депортируют в Чехию, откуда пришёл, ну штраф возьмут… Или потому, что уже далеко не в первый раз, могут и посадить на годик-другой… Баля… Этого ещё не хватало… Но стрелять-то точно не будут, даже если побегу, права не имеют, переход границы – это даже не уголовное, а административное правонарушение (это я узнал, пока сидел два дня в каталажке в Австрии, когда меня сцапали в марте прошлого года)…»