Траурный эндшпиль
Шрифт:
Он сделал паузу, в ходе которой выключил проектор.
— Чем бы это ни было, но главная причина Апокалипсиса, по моему скромному мнению, находится в Женеве, в институте ЦЕРН, — заключил он. — И единственная возможность прекратить это безумие — проникнуть в институт и разобраться, что именно там произошло и попытаться остановить это. Это величайшая задача для самых лучших представителей человечества.
Ролик прервался и оставил меня в глубокой задумчивости.
— А кто сказал, что всё, что он сказал, не является
— Никто, — пожала та плечами и вернулась к жареной картошке. — Но проверить его слова мы не можем.
— Вообще-то, можем, — усмехнулся я. — Доедай и идём в лабораторию.
После завтрака мы пошли к профессору Побожему, который с самого раннего утра уже был на рабочем месте и ожесточённо разбирал некий непонятный прибор.
— Доброе утро, — приветствовал я его.
— Да какое оно доброе, когда не работает?! — возмущённо ответствовал он. — Не работает!
— А что это такое? — поинтересовался я.
— Устройство, установленное на передовой модели бронетехники, — ответил профессор. — Приволокли три дня назад. Представляете, это система управления огнём, устанавливаемая в танки будущего!
— И что она позволяет? — спросил я.
— Да всё! — ответил Павел Фёдорович. — Лазерный дальномер совмещён с баллистическим вычислителем и ещё с чем-то! Но главное — в ней имеется высокоёмкий портативный источник энергии!
— И в чём ценность прибора, если мы всё равно не сможем его воссоздать? — спросил я.
— Программный код! — ответил профессор таким тоном, будто я спросил какую-то несусветную глупость. — Эту СУО извлекли из подбитого танка Т-90М, перенесённого из какого-то параллельного мира, то есть совместимость должна быть стопроцентная, а это значит, что мы сможем, рано или поздно, воссоздать аналог. Но она больше не работает!
— Может, батарейка не такая высокоёмкая? — предположил я.
— Нет, тут что-то другое, — покачал головой профессор. — Скорее всего, это какая-то защита от постороннего вмешательства…
— А сам танк? — спросил я.
— Скоро должны привезти, — ответил тот. — Это же целая кладезь ценнейшей информации!
— А экипаж? — задал я ещё один вопрос.
— Кроме одного трупа, который, к тому же, успел восстать, ничего не обнаружено, — покачал головой Павел Фёдорович. — И нет, труп не был членом экипажа, а принадлежал к одной из стран НАТО. При нём не было найдено ничего, поэтому остаётся лишь гадать, что же там произошло. А вы с чем пожаловали?
— Хочу побеседовать о видео, с канала «Новый Перепелкин»… — произнёс я.
— А, вы об этом, — Побожий поморщился, словно от головной боли. — Да, я слышал об эксперименте Штерна, но детали мне неизвестны.
— То, что сказал этот блогер, может быть правдой? — задал я главный вопрос.
— Он не озвучил никакой конкретики, никаких аргументирующих выкладок, — пожал
— То есть, это правда? — уточнил я.
— Я этого не говорил, — поморщился Побожий, берясь за отвёртку. — Это может быть правдой, потому что блогер выдал нам легко проверяемую информацию, которая, сама по себе, ещё ничего не доказывает. Вот если бы к нам попала подробная информация о ходе эксперимента… Но её нет, поэтому я больше не желаю обсуждать этот уже успевший набить мне оскомину вопрос. У вас всё или есть ещё другие вопросы, вызывающие ваш нешуточный интерес?
— Нет, больше вопросов не имеем, — ответил я и пошёл на выход.
Значит, может быть правдой, да?
— Что теперь? — спросила Шув.
— Идём на мост Бетанкура, — ответил я. — Надо продолжать развитие.
Сначала заглянули в квартиру, чтобы экипироваться, после чего направились к выходу из Коммуны.
В небе, в очередной раз, прогремел рёв реактивного двигателя, но никто уже не обращает на это особого внимания — если «сюрприз» прилетит на Василёк, то ничего уже не поделаешь, а если нет — не всё ли равно уже?
Десятки лётчиков, оказывающихся в ином мире, не особо разбираются в ситуации и продолжают долбить по намеченным целям. Нет, есть такие, которые начинают сомневаться, после чего пытаются приземлиться где-нибудь. Но в городе реактивный самолёт не посадишь, поэтому они ищут аэродромы или пытаются вернуться туда, откуда прилетели. Но вся беда в том, что этих мест больше нет.
— Дмитрий! — позвал меня кто-то.
Оборачиваюсь и вижу Бориса Константиновича Кандинского, живого и здорового, стоящего на своих двоих.
— Здравствуйте, — приветствовал я его. — А вы, я вижу, сильно поправили своё здоровье.
— Да, так и есть, — заулыбался он мне. — Могу ли пригласить вас и вашу даму на чашечку чая?
Перевожу взгляд на Шув.
— Ты босс, — развела она руками.
— Ладно, — решил я. — Но только на одну чашку.
— Пройдёмте.
Квартира старичка располагалась на первом этаже восьмого подъезда той самой сталинки, в которой живу я и живёт моя бабуля.
Сразу видно, что тут жил старичок, причём постепенно лишавшийся мобильности — на стенах прихожей поручни, до сих пор стоит табуретка для обувания, а через открытую дверь санузла видны поручни. Видимо, деменция не упала, как снег на голову, а наступала медленно, но верно.
— Леночка, поставь чайник, — попросил Борис Константинович.
— Хорошо, деда, — донеслось с кухни.
— Проходите, гости дорогие, — указал старик на гостиную. — Живём скромно, но грех жаловаться.
Разувшись, я прошёл в гостиную, где ко мне присоединились Кандинский и Шув.