Трава и солнце
Шрифт:
— Как ты живешь с таким пузом? — с любопытством спросил Катран. — Как залез-то сюда?
— А тебе что?
Одик ненавидел и боялся этих ребят.
— Он зато может очень быстро бегать, — сразу вступилась за него Оля. — И еще он очень сильный, а живот может пройти. Он ведь мальчик еще.
— Жди! — захохотал Катран.
Одик не знал, что делать, что сказать.
В это время Катран быстро обвязал Олю ремнем вокруг пояса, и она, глупышка, еще улыбнулась ему.
— Мы тебя будем страховать, — инструктировал ее Катран, — а слезать будешь сама… Ну, живо!
Они
— А твою тушу выдержит ремень? — со смехом спросил у Одика Илька, когда спустили Олю.
— Н-ннее з-знаю, — выдавил Одик.
Его по-прежнему трясло.
— А кто ж знает? — завопил Илька. — Угробишься — потеря невелика!
«Не надо! Не хочу! — рвалось из Одика. — Я позову взрослых, и они снимут меня!» Он оцепенел и позволил им подтолкнуть себя к краю скалы, перевалить через этот край, и почти в беспамятстве, весь горящий и оглушенный страхом, он полез, хватаясь руками и ногами за выступы и углубления и все время чувствуя натянутый ремень. Уже у самой воды он сорвался с уступа, но ремень спас.
Внизу его приняли руки других мальчишек, и он, обессилевший, поплелся к берегу, где Оля уже надевала сандалии.
Все произошло так внезапно, мальчишки были такие нахальные и быстрые, они так обозвали Георгия Никаноровича, они — конечно же, они! — швырнули тогда в него медузу, а вот сейчас выручили их, и Одик не знал, как вести себя, как держаться с ними.
— Спасибо, ребята, — сказала Оля, — за меня и за Одика…
— А кто это? — раздалось сверху, со скалы, где оставались Катран с Илькой.
— Он. — Оля ткнула пальцем в Одика, но никто уже не обращал на них внимания.
Катран вдруг скинул линялые шорты, сбросил рубашку, и оказалось, что он стройный, мускулистый и весь черный. Ну прямо как грач. На нем были тугие синие плавки. Сунув Ильке одежду, он подошел к краю скалы и прыгнул.
Оля от страха ойкнула. Катран летел на фоне белых тучек — руки вперед, упругий, легкий — и, как заостренный прутик, аккуратно вошел в воду. Цок! И стремительным кролем ринулся к берегу. И никто, никто, кроме Оли с Одиком, кажется, и не смотрел, как он нырял.
Илька с одеждой Катрана в зубах быстро слез со скалы. Катран, выйдя из воды, отряхнулся, как собака, но одеваться не стал. Он взял одежду под мышку, поднял с гальки камеру и обернулся к Одику:
— Еще не попались в его клешни?
— Какие клешни?
— Крабьи!
Одик покосился на Олю. Он не должен сплоховать перед ней.
— Как вам не стыдно! — крикнул он, дрожа от возбуждения и собственной отваги. — Вы же не знаете, не знаете его, если так говорите!
— Он добрый и культурный, — тут же помогла ему Оля. — И скажите, пожалуйста, куда вы катите это колесо? И зачем это краска в ведерке?
Уже разглядела! И вообще, если бы не она, они сидели бы еще на скале.
— Секрет, — многозначительно
Сказал он это так, что Одик не обиделся. А даже улыбнулся. И вообще он почувствовал, что Катран не очень вредный, хотя и грубый и, конечно, совершенно бесцеремонный. В их классе тоже были такие — Лешка Семенов и Боря Левашов. Они тоже не выбирали слов, но были куда зловредней Катрана: считали себя богами, а Одика — за получеловека, поколачивали, мешали дружить с другими ребятами; и Одик плюнул на все: и без них обойдется!..
— Ну, вы идете или нет? — крикнул высокий белоголовый паренек с рюкзаком — его звали Мишей — и, не дожидаясь остальных, зашагал вперед.
И тут сестра буквально поразила Одика.
— А нам можно? — спросила вдруг она. — Ну, пожалуйста, ребята.
Да что она, рехнулась?
— Нельзя! — отрезал Илька. — На кой вы нам сдались? Скажите спасибо, что с камня сняли.
— А я уже сказала вам спасибо, — ответила Оля.
— А я не слышал! — с хохотом крикнул Илька. — Говори, чтобы все услышали, ну?
Оля чуть надулась.
— Говори, а то салазки загну!
Ну чего он прицепился! И почему у него на лбу эта лента? Ведь только у него.
— Отстань от нее! — сказал Катран, и вдруг в его черных колющих глазах сверкнула какая-то догадка. — Хлопцы, давайте прихватим их… Покажем настоящих героев Скалистого!
Мальчишки засмеялись.
— Ну вот еще, — мрачно осклабился Илька. — А у мамочки они отпросились?
— Беру их под свою ответственность, — заявил Катран.
Одик с тревогой посмотрел на Олю. И что она так рвется за ними? Глупышка, еще ведь неизвестно, что они задумали.
— Идемте, — сказал Катран, — не пожалеете! Век проживете, а такого не увидите! Я, Жорка, беру вас с собой, а Жорка слов на ветер не бросает.
— Ну и хвастун, ну и трепло! — сказал Миша.
— А вы кто — Жора или Катран? — осторожно спросила Оля, идя следом за ними.
— Зови, как нравится, — разрешил мальчишка.
— Мне больше нравится Катран, — сказала Оля. — Только что это такое?
— Акула! Понятно? — ответил Илька. — Ты идешь с черноморской акулой… Откроет зубастую пасть — ам! — и сожрала… Уматывай лучше домой с этим толстяком.
Одика передернуло всего, так обидно и зло говорил Илька.
— Но-но! — пригрозил ему Катран. — Боишься опозориться при даме и лишних свидетелях? Идемте, вы увидите грандиозный позор этого человека!
Катран ловко катил перед собой камеру: толкал ее, и она двигалась сама по себе, потом догонял и снова с силой толкал.
— А вы далеко идете? — снова открыл рот Одик.
— Да нет, рядом. — Катран выкинул руку. — На Дельфина. Видишь? Не дрейфь…
Впереди, километрах в двух от них, в море врезался темно-бурый мыс. Сверху он был покрыт зеленью — не то лес, не то кустарник, а снизу был обрывист и гол. И не надо было спрашивать, почему он так называется: кончик его был точь-в-точь как дельфиний клюв, а сама гора удивительно напоминала игравшего в волнах дельфина, изогнутого в прыжке.