Трава пахнет солнцем
Шрифт:
Про Каменный остров
Летом Каменный остров удивительное место.
Только что вокруг тебя трезвонили трамваи, сновали автобусы, грузовики, подмигивали разноглазые светофоры — в общем, все было нормально — город как город.
А потом сворачиваешь с Кировского проспекта, проходишь сотню шагов и вдруг оказываешься в лесу. В таком странном заколдованном лесу с резными теремками в зеленой тишине.
И будто нет рядом громадного города, а есть только непролазная зелень кустов и деревья с черными коваными стволами да тихие, подернутые ряской протоки и легкие мостики со сквозными перилами.
В протоках
А потом выходишь на прямую, как стрела, аллею, и там впереди покалывает глаза острыми солнечными бликами широкая гладь Большой Невки.
И несутся по ней стремительные, как торпеды, академические лодки, суетятся байдарки, балансируют, стоя на колене, загорелые парни в хлипких каноэ.
А вокруг тишина, только плещет вода да шелестят листья.
Вот он какой, Каменный остров.
Каменный остров летом — это то что надо. Это любимое место Жорки и Владика.
Ездят они сюда почти каждый день. Далековато, правда. С Конюшенной площади.
Но это только кажется, что далеко. Через Марсово поле — раз — и на площадь Суворова, а там садись на автобус и через пятнадцать минут на Каменном.
В хорошем месте живут Жорка и Владик. Их район самый лучший. Тут тебе и Летний сад, и Михайловский, и Нева рядом и вообще — везде достопримечательности, прямо как на открытке.
А уж киносъемок разных они насмотрелись — во! До отвала. Просто удивительно — как только снимают фильм о Ленинграде, так обязательно в нем есть Жоркин и Владькин дом и мостик через Мойку. Они и сами не раз снимались. В массовках, конечно. У них есть один приятель-киношник дядя Арон — оператор. Он длинный такой, в кожаной куртке и квадратных очках. Совсем уже взрослый, даже виски седые, а все равно — приятель. Потому что не задается и веселый. Только он не над другими людьми смеется, а над собой. Подшучивает все время: какой он длинный, да какой неловкий, да будто бы у него по два колена на каждой ноге. Замечательный человек. Он обещал Владика с Жоркой в киноэкспедицию взять, когда подрастут немного. Куда-нибудь на Памир или на Курильские острова. Только он что-то пропал, давно его не видно. Где-нибудь снимает. Хроники везде полно. Только успевай снимать. Но он все равно появится. Куда ему деваться? В таком уж месте живут Жорка с Владиком, ни один киношник не пройдет равнодушно.
А Каменный остров, что ж — пятнадцать минут и там.
Все люди разные
Жорка и Владик не только живут в одном доме, но и учатся в одном классе и даже сидят рядом — за одной партой. Они друзья.
Владик вообще-то засоня — Жорка его всегда будит. Забегает за ним по утрам. Владькина мама смеется:
— Владик, — кричит, — твой будильник притикал, пора вставать.
Жорка тычет кулаком в теплый Владькин бок и стаскивает с него одеяло. А потом они бегут в школу.
У них хорошая школа — старинная. Там еще гимназия раньше была. В далекие времена — до революции. Ее всякие известные люди кончали, портреты в зале висят. Бородатые все такие, важные. Даже не верится, что они тоже ездили на животе по перилам.
В такой школе и учиться интересно.
Только каникулы все равно лучше. Это вы можете спросить у кого угодно. Каждый скажет: лучше.
Дружат Жорка и Владик давно и бурно. С драками, ссорами, примирениями и снова с драками.
Потому что они немножко разные. Вообще-то все люди разные. Ходят по улицам толпами, и
А если подумать, то это здорово! Вон нас сколько. И для какого-нибудь марсианина все — одно племя, вроде родственников. А уж те, что знакомы или даже дружат, так и совсем не придумать кто — будто одно существо. Это, конечно, со стороны, с Марса или там с Веги какой-нибудь.
У Жорки дух захватывало от таких мыслей. И что интересно — мысли эти приходили всегда одинаково, он даже специально мог их вызвать — для этого надо было лечь на траву и долго-долго глядеть в небо. Сначала немного кружилась голова, потом непостижимая мысль о том, что этой высоте, этому пространству нет конца, наваливалась на него, и тогда Жорка просто растворялся, исчезал — как дымок, как пар. И становилось хорошо и покойно. И приходили огромные мысли, которые в обычном состоянии он бы не мог уместить в себе.
А так, не со стороны, Жорка черный, как жук, а Владька белобрысый. Жорка будет моряком, а Владька знаменитым музыкантом.
Владька может схитрить: начнут марками или спичечными этикетками меняться, он возьмет и надует, а потом еще и расскажет кому-нибудь, — Сашке из двенадцатой квартиры, например, — как он ловко Жорку обставил.
Вот вам и пожалуйста — опять ссора. А то и драка.
Папа у Владика музыкант, и сам он учится играть на скрипке. У него абсолютный слух и пальцы гнутся во все стороны.
А у Жорки отца нет, у него отчим Демьяныч, моторист-водитель спасательного катера. И пальцы у Жорки гнутся только в одну сторону. Они у него сожжены кислотой и припоем. Жорка собирает такой маленький радиопередатчик, чтобы можно было на уроках подсказывать.
Только пока не очень получается. То ли схема неверная, то ли Жорка что-то напутал — еще неясно.
Но он разберется. Как учиться начнут, так и разберется. Чего сейчас разбираться — уроков-то отвечать не надо: каникулы.
Рыцари и принцесса
Есть на Каменном острове у друзей одно местечко, недалеко от оранжереи. На берегу тихого, даже не просто тихого, а какого-то затаенно-притихшего канальчика стоит дом, похожий на замок.
Дом этот с острой черепичной крышей и узкими окнами-бойницами.
Сложен из грубого необработанного камня и тоже такой — притаившийся.
А напротив, на другом берегу канала, в непролазных кустах сирени солнечная полянка-лысинка. На полянке скамейка.
Вот это и есть любимое место Жорки и Владика.
В этот раз скамейка была рыцарским конем, даже двумя, — на одном ведь далеко не ускачешь, а дом — мрачной крепостью, откуда сыпались стрелы и дротики.
Но Жорке и Владику было наплевать на стрелы и дротики — ведь на них блестящие кольчуги и панцири. Стрелы отскакивала от них и дрожа оперением втыкались в землю.
В замке уродливый старый и лысый колдун держал в плену тоненькую принцессу.
Она глядела из маленького окошка на двух рыцарей, прижимала ко рту кулачки и боялась за друзей и восхищалась ими.