Требуется волшебница. (Трилогия)
Шрифт:
– Что ж ты, яхонтовая моя, не позвала-то, не угостила?
– Всех звать, так Лутонюшек не напасешься, – сердито вырвалось у меня.
Первая голова оглушительно расхохоталась, вторая осуждающе покосилась, третья окончательно ушла в себя и с мечтательным видом шевелила губами, вероятно, сочиняя новый стих.
– Ох и пройдоха ты, бабка, – заметила первая голова.
– Хочешь жить – умей вертеться, – глубокомысленно изрекла вторая.
– Кручу, кручу, кручу, крылами кручу, – вдохновенно провыла третья, – с горы, с горы, с горы,
– Тсс! – хором оборвали ее другие головы и вытянули шеи на запад. Там ослепительным оранжевым шаром спускалось за горизонт солнце.
На несколько минут на горе воцарилась тишина, и только когда солнце окончательно исчезло из поля зрения, Змей Горыныч снова ожил.
– А ты чего прикатила-то? По делу или соскучилась?
– Базар есть, – рявкнула я.
Первая голова с уважением глянула на меня.
– Базар – благородное дело.
– Не дело это – гостей дорогих у порога держать, – вмешалась вторая голова.
– Правда твоя, – согласилась первая. И Горыныч, кряхтя на три голоса, поднялся и шагнул к входу в пещеру. – Пошли, что ли?
Уговаривать меня было не нужно, я с любопытством нырнула в проем между скал и попала в пещеру Али-Бабы.
Жилище Горыныча напомнило мне подводную пещеру знакомой атлантки Герти – те же блеск и роскошь самоцветов. Только если в пещере Герти сокровища золотым ковром стелились по полу, то жилище Горыныча было утыкано драгоценностями от пола до потолка. В прямом смысле.
На высоком, метров в пять, потолке рассыпались неведомые мне созвездия из самоцветов, каждый из которых был размером с кулак. Стены переливались драгоценными узорами: каждая щель в скале служила оправой для красивого камушка или золотого колечка. А на полу вдоль стен громоздились золотые горы. Подойдя к ближайшей из них, среди золотых монет, янтарных ожерелий и серебряных колец я с удивлением обнаружила чугунный котелок, обломок лопаты и колесо от телеги.
Стараясь не выдать восхищения от вида несметных богатств (Горыныч мог бы считаться первым олигархом в Лукоморье), я ухватилась за колесо и, выудив его из груды золота, покачала головой:
– Непорядок какой! Живешь, как на свалке. Разве ж это дело?
– Ты по делу пришла, – насупилась первая голова, – вот и дело сказывай. А как мне тут жить, сами разберемся.
– Мы сами с усами, – поддержала братца вторая.
Третья тем временем с мечтательным видом разглядывала «звезды» на потолке и вдохновенно бубнила под нос:
– Не имей сто рублей, а имей сто янтарей.
– Девицу бы тебе, – закинула удочку я. – Она бы уж тебя обиходила, порядок в пещере навела.
– Э нет, золотая моя! Не надо мне чужих порядков, – напрягся Горыныч всеми тремя головами.
– Была тут одна, Марфуша, – первая голова выругалась, – коза порядочная.
– Мы свой портрет каменьями самоцветными на полу тридцать лет и три года выкладывали, – поделилась вторая. – Дело за малым оставалось – добыть изумрудов для глаз и золотишка на хвост.
– А эта коза что натворила? – вскипятилась первая. – Мы отлучились-то всего на день из пещеры.
– Возвращаемся, – печально вздохнула вторая, – пол пустой, по углам кучи драгоценностей по цветам разложены: там рубины, там сапфиры, там яшма, там злато, там серебро.
Первая голова с ожесточением сплюнула:
– Все труды насмарку! Я от горя аж остолбенел. А Марфуша эта лыбится: «Не ожидал, Змей Горыныч? Весь день спину не разгибала, порядок наводила». Ну что с такой козой делать?!
– Ты ее съел? – жалостливо сглотнула я.
– Да она бы мне поперек горла стала! – сплюнули все три головы. – К счастью, в тот же вечер жених ее прикатил да стал звать на смертный бой.
– Я к нему невесту и выпроводил, – ухмыльнулась первая голова, – пусть сам с этой козой мается.
– А он что?
– Кажись, перетрухал, – хохотнула она. – Небось надеялся, что быстрая смерть избавит его от тягостной семейной жизни.
– Нет, баба в пещере – к беде, – поддержала вторая голова.
План уговорить Змея Горыныча похитить царевну трещал на глазах. Как пояснил Варфоломей, помогать Яге или кому бы то ни было Змей не станет. Единственное, что остается, – уговорить его похитить царевну ради собственной выгоды. Горыныч устроит в тереме переполох, отвлечет на себя внимание стражников и Агриппины, а мы под шумок выведем Василису. А если Горыныч умыкнет ее раньше, все равно вызволить царевну из его лап будет куда проще, чем из охраняемого, неуязвимого для чар, терема.
– Это смотря какая баба, – не стала сдаваться я. – Одно дело – Марфуша-клуша, а совсем другое – царевна!
– И не уговаривай! – замахал всеми тремя головами Змей. – С царевнами не желаю дела иметь!
– А что, – заинтересовалась я, – было дело?
– Было, – нехотя ответил Змей. – Несварением закончилось.
Я поперхнулась следующим аргументом в пользу похищения.
– Ты ее съел?
– А что ж мне надо было с ней – в бирюльки играть?! – поразилась первая голова.
– А это мысль! – встрепенулась вторая. – Почему мы с ней прежде не поиграли?
– Съесть-то всегда можно! – поддакнула третья. – А сперва я бы ей стихи почитал…
– Никаких съесть! – перебила их я. – Царевна вам не корова, царевна – это… Это друг на всю жизнь!
Три головы скептически уставились на меня.
– Хватило нам Марфуши на нашем веку, – проворчала первая.
– Да ты послушай только! – уговаривала я. – Среди женщин тоже есть булыжники и самоцветы. Ты вон, гляжу, себя только золотом да драгоценностями окружил, и подруга тебе нужна такая же. Марфуша – это что? Это булыжник, а царевна – алмаз ограненный, сокровище несметное, драгоценность редкая. Такой девице на земле и не место, ей только в твоей пещере жить да пуще солнца сиять. Уж поверь мне, царевна станет достойным украшением твоей коллекции.