Трёхмедведев
Шрифт:
– Целебной силой обладает, – подхватила её подружка. – К нему больных прикладывают. Кого приложат, тот и всё… в смысле, выздоровел. Ну, если не с размаху, конечно. Погоди, а ты что ж, получается, не помер?! – и она уставилась на него с укоризной. А потом, охнув, зажала рот рукой. Обернулась к друзьям и воскликнула: – Я поняла! Мы все померли!
– Чего это «померли», – возмутился белобрысый. – Я вот вполне жив.
– И я тоже, – подхватил рыжий.
– Никто не помер, – поставил точку их приятель. – Думаю, мы просто
Девчонка-зайчиха охнула, и глаза её стали ещё круглее.
– А делать-то теперь чего? – шёпотом спросила она.
Тот пожал плечами.
– Чего-чего, выбираться отсюда, конечно же.
– Отсюда нет выхода, – «осчастливил» их Трёхмедведев, мысленно прикидывая, куда пристроить нежданных гостей. Дом был невелик, да и вообще, соседства не хотелось, особенно такого шумного. Впрочем, после его слов компания слегка попритихла.
– А чашечка чая с чем-нибудь сладеньким у дорогого хозяина найдётся? – сверкнув глазами, спросила девушка-лиса, первой придя в себя.
– Нету, – ответил Трёхмедведев. – Ни еды, ни питья. Здесь такое без надобности. Спать могу уложить. На полу. Если пыль сметёшь.
– Обойдусь, – лисица отряхнула сарафан и насупилась.
– Ну тогда мы малость отдохнём и пойдём дальше, – заявил булочно-лесниковый парень.
– Куда пойдёте? – усмехнулся Трёхмедведев. – Говорю же, нет отсюда выхода.
– Вот и проверим.
Спорить с упрямцем Трёхмедведев не стал, впустил в дом и, смахнув с лавки вездесущую пыль, предложил присесть.
Сидеть просто так было глупо, пришлось знакомиться. Белобрысый представился Иваном Репкиным, рыжий – Колей Рябовым, лисица – Лизонькой, а зайчиха – Машей.
Затем их главарь наконец-то назвал себя:
– Колобков. Пётр. Можно просто Петя.
– Колобков?! – взревел Матвей. – Ещё один?! Да сколько можно?! Мало твои родственнички там, вверху, наворотили, так ещё и сюда ручонки дотянулись!
– А, это ты про моих родителей, что ли? Ну так я сам по себе. Они меня сюда не посылали, я сам попал.
Трёхмедведев злобно расхохотался.
– Что ж, так им и надо. Хоть чего-то лишились и то хлеб.
– Чего это «лишились»? Я вернусь.
Трёхмедведев хмыкнул.
– Я дам тебе лопату, наследничек. Тут, в доме, есть подвал. Если откопаешь, можешь жить там, вместе с друзьями.
– Спасибо, не надо, – ответил тот. И, обратившись к своим спутникам, добавил: – Ну что, отдохнули? Тогда идём. Раньше выйдем – раньше выйдем.
Те нехотя поднялись и следом за ним двинулись к двери.
– Кстати, – обернувшись на пороге, произнёс Колобков, – если хочешь, идём вместе.
Трёхмедведев презрительно фыркнул и отвернулся.
* * *
Стоило отойти от дома, и пространство вокруг стало совсем однообразным. Пылевой полог скрывал горизонт, соединяя небо с землёй, и движение вперёд казалось ходьбой на месте.
– А вдруг он прав, и никакого выхода нет? – негромко спросила Маша у Колобкова. Пыль глушила шаги, и сказанное услышали все. Трёхмедведев недовольно засопел – его слова эти типы ни во что не ставили. Тем приятней будет увидеть разочарование на их лицах. Ради этого триумфа он с ними и отправился.
Колобков не ответил, и вопрос повис в воздухе.
Серая пустыня всё тянулась и тянулась, нескончаемая, как жизнь в этом странном месте. Или всё-таки смерть? Слова девчонки о том, что все умерли, никак не выходили у Трёхмедведева из головы. Он крутил их и так, и этак – и всё больше убеждался, что она права. Нет, ну а в самом деле, если тебе не нужно ни есть, ни пить, ну разве что спать ничто не мешает, то вывод напрашивается вполне конкретный.
Он уже почти утвердился в мысли, что всё так и есть, когда внезапно врезался в Рябова, больно стукнувшись о золотой воротник, и обнаружил, что все стоят и, задрав головы, рассматривают большое светящееся пятно.
– Как думаете, что это? – спросил Репкин.
– Сыр, – ответила Лизонька и облизнулась.
– Солнце, – авторитетно заявил Колобков.
– Великовато, – с сомнением произнёс Рябов. – И низковато. Больше похоже на кусок золота.
– Сейчас проверим, – заявила Маша и, достав из-за пазухи камень, с криком «Эге-гей!» запустила его вверх. Камень влетел в золотистый свет… и исчез. – Выход! – радостно воскликнула она. – Это выход!
Трёхмедведев озадаченно почесал затылок, никаких светящихся пятен он прежде не находил. Светились в этом мире только звёзды ночами, но швырять в них камнями было бессмысленно. Да и не было тех камней – булыжник девчонка наверняка принесла с собой.
Тем временем путешественники принялись обсуждать план спасения.
– У тебя лестница есть? – обернувшись, спросил Колобков. Трёхмедведев покачал головой. – Жаль. Ну да ладно, – и тот снова повернулся к своим.
Глядя, как яростно они спорят, Трёхмедведев почувствовал себя никому не нужным. Он думал, что за прошедшие годы это дурацкое чувство умерло, но оно оказалось живее всех живых. Отойдя, он уселся в пыль, обхватив колени руками, и уже хотел предаться страданию, когда что-то больно стукнуло его по голове.
– Эй! – сердито воскликнул он, оборачиваясь. – Что за шутки?!
Компания умолкла и уставилась на него удивлённо.
– У тебя тут… кровь, – произнесла Маша, указывая на свою голову, но Трёхмедведев уже и сам почувствовал, как что-то тёплое бежит по виску. Это было странно, ведь пораниться в этом мире было невозможно, он обнаружил это ещё в самом начале, когда случайно уронил на ногу лавку – распоротая кожа сошлась в одно мгновение.
Проведя ладонью по виску, он уставился на свою ладонь, лизнул алую дорожку и вспомнил давно забытый вкус крови.
Конец ознакомительного фрагмента.