Трехручный меч
Шрифт:
— Налоги большие? — спросил я.
— Большие, — вздохнул крестьянин. — Но куда податься? В других землях дерут больше. А здесь хоть видно, куда уходят. Господин Катарган велел управляющим собирать раз в год старост всех сел и отчитываться, куда и на что пошло сколько денег. Мы видим, сколько затрачено на постройку мостов, у нас они самые лучшие, на прокладку дорог, на дома для стариков… Он разрешил знахарям селиться на его землях бесплатно, даже велел построить им дома, так что у нас теперь скотина никогда не хворает, саранча нас обходит, река за последние двадцать лет
Генрих выглядел озадаченным, но, как я понял, не умелым планированием тролля, а прикидывал, как обходить мелкие отряды, чтобы не обнаружить себя раньше времени.
— Ладно, — решил он. — Когда подойдет моя отборная сотня, все внимание будет приковано к ней. А мы приблизимся скрытно.
— И что будем делать? — спросила королева с опаской. — Мне бы очень не хотелось, чтобы, освобождая мою дорогую сестру, погиб или получил смертельную рану ее жених!
Генрих кивнул.
— Мне бы тоже не хотелось, — ответил он серьезно. — Но если будет выбор: спасти ее и или погибнуть, то для мужчины просто выбора нет.
* * *
Эти сутки мы пробирались уже тайком, а ворон и волк высматривали скопления людей. Приходилось объезжать даже стада с пастухами, крестьян в поле, лесорубов и рыбаков, даже одиноких охотников. Последнюю часть пути проделали ночью, волк сообщил, что замок уже рядом, вот эта дубовая роща подходит совсем близко, между нею и замком всего лишь вырубленное и вычищенное пространство, чтобы не подобрался незамеченным враг, а утром мы хорошо рассмотрим…
Остаток ночи вздремнули, вздрагивая при каждом стуке, треске веток или крике лесного зверя. Рассвет окрасил облака, мы уже все на ногах, греемся у костра, который сэр Генрих благоразумно развел в яме, а в пламя бросал только самые сухие веточки, что не дают дыма.
За это время мы настолько приблизились к горам, что вот они прямо перед нами, их вершины упираются в небо, вожак-гора выдвинулась вперед, принимая на себя удар ветров, рассекая пополам, раздвигая само пространство, как ледоколом, а на этой горе…
Я нервно сглотнул, протер глаза. Часть высокой горы не гора вовсе, а умело выстроенный замок. Вершину горы, почти две трети, то ли срубили, то ли там и была такая ровная площадка размером с футбольное поле, но строители умело достроили, местный Корбюзье постарался вписать очертания замка в силуэт горы, так что на первый взгляд казалось, что в самой горе насверлили множество мелких дырок.
Подобраться к такому замку трудно, с высоты увидят издали, а карабкаться придется по одной-единственной тропке, узкой, извилистой, простреливаемой с длинной стены.
— Да, — раздался за спиной голос Генриха, — это будет непросто…
Вид у молодого барона озадаченный, но выглядит жених неплохо, глаза горят предвкушением схватки. Я оглянулся, махнул рукой, чтобы королева не выдвигалась, сказал Генриху
— Если заметят блеск доспехов, что будем делать?
— Разве не отобьемся?
— Не сомневаюсь, — согласился я, — но мы пришли выказать удаль или освободить женщину?
Он на мгновение призадумался, больно сложный вопрос, хорошо бы
— Вы правы, сэр Гакорд. Из чащи без надобности лучше не высовываться… пока не поймем, что делать дальше.
— Вернемся, — предложил я. — Нужен расширенный военный совет.
— Расширенный?
— Ну да.
— А кто еще?
— Волк и ворон, — сказал я. — А вы что, на королеву подумали?
— Упаси Господи, — испугался он. — У вас и шуточки, сэр Гакорд! У меня чуть сердце не остановилось.
— Если даже подойдет все войско сэра Генриха, — начал я, как только мы вернулись, но Генрих сразу нахмурился, прервал:
— Что значит «если», сэр Гакорд?
— Я оговорился, — сказал я, — прошу прощения. Когда подойдет войско доблестного и благородного во всех отношениях сэра Генриха, известного своей храбростью, отвагой и мужеством, а также многими воинскими доблестями и личными подвигами, не считая командных зачетов, то все равно это храброе и отважное войско все же не сумеет ни с наскоку взять этот замок, ни умелым штурмом, ни долгой осадой…
Королева поинтересовалась уязвленно:
— А почему нельзя даже долгой осадой?
— Потому что тролль сумел умелой экономической политикой привлечь на свою сторону этих продажных крестьян!.. Они за налоговые льготы и прозрачность расходования их денег готовы поддерживать это чудовище! Да-да, они не понимают, что мы освободители.
Генрих заворчал, королева воскликнула патетически:
— Я в это никогда не поверю!
— Придется, — сообщил я. — Я и не такое видел.
— Но как это возможно?
— Возможно, — заверил я. — Все это называется общим понятием свободного рынка. Или стихийного. Эти простые люди продали свои высокие принципы… о которых, правда, и не слыхали… за чечевичную похлебку, за жареных кабанчиков, за хорошие урожаи и тучные поля, за счастливую безбедную жизнь и здоровье, как свое, так и всех близких… Продажные шкуры, ничего не скажешь! Но, увы, с этим придется считаться. Они будут доставлять троллю продовольствие, ковать в своих кузницах оружие, часть опять же троллю, а с остальным начнут партизанскую войну, нам мало не покажется, вспомним и Наполеона, и Гитлера, и Фиделя с Хаттабом…
Генрих нахмурился, заворчал, но лишь стукнул кулаком по колену, а королева сказала растерянно:
— Но сестру спасти надо?
— Вот и подумаем, — ответил я, — как это сделать. Видимо, я отправлюсь на переговоры…
— Что-о-о-о? — вскрикнули они в один голос.
— Переговоры, — повторил я раздельно, как и надо разговаривать с весьма далекими от причуд демократии людьми. — Начнем с самого почетного и уважаемого в демократическом обществе занятия: торговли. Будем выторговывать, как принято, у террористов жизни наших людей. Заодно постараемся узнать их намерения, состав гарнизона, расстановку сил, их политические убеждения, есть ли латентные гомосексуалисты, это скрытые союзники, ибо все гомосексуалисты — демократы, попытаемся прощупать, не удастся ли кого-то склонить на нашу сторону, дабы тайком открыл врата…