Тренировочные часы
Шрифт:
Эллиот придвигается ближе, обнимает меня за талию, кладет подбородок мне на плечо, прячет нос.
— Если бы я остался ради кого-то, то это была бы ты, но я не могу бросить свое образование или карьеру ради чего-то.
Я замолкаю на мгновение, размышляя.
— Я буду скучать по тебе.
— Я еще не уехал. — Он замолкает, и я слышу, как он сглатывает комок в горле. — Ты все еще хочешь, чтобы я пошел с тобой завтра на соревнования твоего отца?
— Конечно, — еле выговариваю я. — Если ты не занят.
— Ты все еще собираешься нести
— Да.
— Тогда, конечно, иду. Не хочу пропустить это. Мне нужно место в первом ряду.
— Хорошо, потому что я не хочу идти одна.
— Ты будешь не одна. Я буду рядом с тобой.
Пока.
Эллиот не говорит этого, но мы оба знаем, что он имеет в виду.
Потому что он не обращался ни в одну аспирантуру в Айове.
ГЛАВА 21
Эллиот
— Ты уверена, что хочешь именно эту надпись?
— Не сомневаюсь. Лучше оставить все расплывчатым, тебе не кажется?
— Не совсем, но это твое дело, не мое.
— Ты же сам вбил мне это в голову, помнишь? Ты предложил отомстить, чтобы почувствовать себя лучше. Ну, я не злюка, и в книге о мести сказано, что, действуя по ней, я буду выглядеть психом. Таким образом, этот плакат как раз то, что надо.
Анабелль несет неоново-розовый плакат, на котором старательно выведены слова: «ЭЙ, РЕКС! ТЫ ВСЕ ЕЩЕ ЗАХОЧЕШЬ «ВСТРЕЧАТЬСЯ» СО МНОЙ ПОСЛЕ ТОГО, КАК МОЙ ОТЕЦ УЗНАЕТ О ТВОЕМ СПОРЕ?»
— Я не против, плаката, но тебе не кажется, что это немного... многословно? И блестяще?
— Все слова подходят, так что я не понимаю, в чем проблема.
— Он многословный и блестящий.
— Вот это в точку.
— Я не понимаю.
Анабелль тяжело вздыхает.
— Мой отец увидит его, разозлится, разразится буря, а потом он возьмется за Рекса. Это гениально.
— Значит, хочешь, чтобы отец узнал, и преподать Рексу урок о публичном смущении?
— Именно. Это расплата за прошлый год. То, что он сделал с тем новичком, было подло.
Так и есть. Но тем не менее.
— И ты действительно думаешь, что, сделав то же самое, ты заставишь его измениться?
— Попробовать стоит, тебе не кажется?
— Если ты так считаешь. — Я смотрю на нее, идущую рядом со мной по улице. — Хочешь, чтобы я понес его?
— Нет, не нужно. Я сложу его и буду держать, пока не наступит подходящий момент.
— Когда наступит подходящий момент?
— Не знаю, наверное, когда папа узнает, что я там, и посмотрит мне в глаза. — Она вытягивает два пальца на правой руке и направляет их на глаза. — Он всегда наблюдает. Поверь мне, он его увидит. Все увидят.
— Как думаешь, что он сделает?
— Разозлится. Слетит с катушек. Вышвырнет
— Я имею в виду, технически он не в команде…
— Ты так говоришь, потому что он тебе не нравится. Менеджер команды — это большое дело, Эллиот. Не заблуждайся, позиция Рекса Гандерсона важна. — Мы идем к стадиону, оба в футболках «Борьба Айова», джинсах и кроссовках. — Отстой, что после этих выходных у них не будет менеджера. Обучение кого-то нового будет той еще морокой.
— А как насчет Эрика Джонсона?
Анабелль отмахивается от моего вопроса.
— Рекс Гандерсон позаботится о том, чтобы его корабль пошел ко дну. Как крыса. Такие парни, как он, всегда сдают своих друзей — он будет цепляться за него, как за спасательный круг. Кроме того, они соседи. Это неизбежно.
— Наверняка, — соглашаюсь я.
Мы входим в здание через вход для спортсменов, сверкая пропусками, которые тренер Доннелли дал Анабелль, чтобы дать нам особые привилегии, пока мы здесь. Ни очереди, ни толпы, ни шума.
Пока не добираемся до арены.
Помещение переполнено, но наши места внизу, и ее отец ни за что не пропустит этот неоновый плакат. На самом деле, никто не пропустит ее — ни Доннелли, ни Гандерсон, ни Джонсон.
И вся банда здесь.
Анабелль ждет.
Ждет в течение всей встречи, пока последний человек не прижат на матах, и борцы стоят на коленях, опрокидывая воду, слушая последнюю лекцию, прежде чем отправиться в раздевалки.
Вывеска неоново-розовая с блестящими буквами, как пылающий маяк в комнате, полной черного и желтого, который почти сразу же бросается в глаза тренеру Доннелли, когда Анабелль держит его над головой. Качает его взад и вперед, блески ловят свет в правильном направлении, чтобы буквы сияли.
Тренер смотрит вверх, ища в толпе свою дочь.
Я смотрю, как бедняга приглядывается.
Щурится.
Читает.
Перечитывает еще раз, наклоняется вперед, бросает планшет и подходит к Рексу Гандерсону. Он хватает его за воротник рубашки и указывает туда, где стоим мы с Анабелль, заставляя Рекса прочитать надпись. Указывая в нашу сторону.
— Да, — бормочет Анабелль. — Похоже, у него будет сердечный приступ.
— Это выглядит очень вероятным сценарием.
Она шлепает меня по животу.
— Вот дерьмо. Он идет сюда.
Анабелль
— Какого черта это значит? — Отец топает ко мне, глядя на нелепый плакат.
Вырывает его у меня из рук и бросает на пол стадиона к прочему мусору, который выбросили студенты нашей секции.
— Эй! Я очень много над ним работала!
— Думаешь, это смешно, Анабелль Джульетта? — Мой отец так зол. Но опять же, что еще нового? — У тебя есть две секунды, чтобы рассказать мне, что, черт возьми, происходит. Потом я притащу сюда костлявую задницу мистера Гандерсона, а ты ему это повторишь.