Трения
Шрифт:
Мне уже когда-то случалось убивать собаку. Беатрис рычала, мать кричала. Тогда я схватил бронзовый бюст Анаис Нин и ударил Беатрис по голове. Я бил ее по голове до тех пор, пока на стены не брызнул мозг.
В те годы у меня не было официальной подруги. Время от времени я спал с женой Бориса – того самого, который был директором клиники. А мать регулярно заводила любовные истории, абсолютно бессмысленные и бесперспективные. Иногда мы их обсуждали. Разумеется, не напрямую. У нас были такие способы, как недвусмысленный взгляд, выразительное молчание, книги, раскрытые
Теперь мы много времени проводили вместе в магазине, бродили там среди книг, среди всех этих историй, написанных психами, и наша собственная история была не самой ужасной и даже не самой безумной. Далеко не самой. К нам приходили психи и с заговорщическим видом покупали истории, написанные психами. А за окном стоял июнь, и кровь высыхала очень быстро.
На деревянных ножках этажерок еще оставалось несколько кровавых пятен, хотя весь следующий день я отскребал пол и стены в радиусе трех метров.
Мать это коробило. Она держала руку на перевязи и не ходила в ту часть магазина, где все это произошло. Если какая-нибудь покупательница забредала в опасную зону, мать огибала шкафы и поджидала ее с другой стороны.
Пришлось мне пригласить профессионального уборщика. Фирма по уборке помещений прислала своего специалиста, как они выражались, гарантировав отличный результат и даже то, что мыльная вода не зальет весь магазин и не подмочит книжный склад.
На матери было летнее платье. От синяков и ссадин не осталось и следа. Кроме того, я запрещал ей много пить, так что внешне она была в отличной форме. Более того, я каждый день водил ее обедать, и она успела набрать несколько лишних килограммов. Я радовался результатам моих стараний. Конечно, мать делала вид, что в ужасе, но на самом деле была со мной согласна, тем более что эти килограммы очень удачно распределились в самых стратегически важных местах.
На мой взгляд, она была еще вполне хороша собой. Случалось, покупатели долго вертелись вокруг нее, увлекали в глубь магазина и там говорили с ней тихим голосом. Если я спрашивал об этом Коринну и Сандру, они удивлялись, что я задаю такие вопросы, – будто сам не вижу.
Короче говоря, пригласил я уборщика.
Когда он вошел, я говорил по телефону: рассказывал девочкам, что их Беатрис дремлет на солнышке посреди тротуара. Я предпочел отложить на потом неприятную новость. Мать разбирала почту.
Мы посмотрели на него и замерли, точно громом пораженные.
Немного погодя, то есть едва оправившись, мать подошла ко мне и потянула за рукав.
– Знаю, – сказал я прежде, чем она успела открыть рот. – Сам вижу. Просто чертовщина какая-то.
Остаток утра мы глаз не спускали с уборщика, так что в конце концов он стал недоверчиво на нас коситься.
Время от времени мать выходила пропустить рюмочку, и я не в силах был ей помешать.
Для меня это тоже был шок. Сходство уборщика с моим отцом было разительным, я как будто вернулся в детство. Сердце мое сжималось, и старые, давно забытые чувства снова оживали во мне. Я-то полагал, что они давным-давно умерли, эти
Само собой, этот человек был старше, чем отец, когда я его знал. На вид ему было лет пятьдесят. У него было изможденное лицо, волосы с проседью, сутулая спина, и вообще он весь казался каким-то потухшим – но ошибиться и не узнать его было невозможно.
Стараясь не встречаться со мной взглядом, он принялся намыливать ковролин.
В полдень, не очень хорошо понимая, что делаю, я заказал еду на троих. Мать была не лучше: как будто так и надо, она освободила столик в глубине магазина.
Но этот тип долго не позволял к себе подступиться.
Всю следующую неделю они с матерью встречались в городе – то на террасе кафе, то в ресторане.
– А ты как думаешь? – говорила мне мать впоследствии. – Разве тут устоишь?
Мне казалось, я ее понимаю. Я тоже был смущен. Словно мне предстояло отчитываться перед этим человеком. Словно я должен был рассказать ему, как мы без него жили.
Звали его Венсан. Детей у него не было, с женой развелся. За последние десять лет в его жизни была сплошная свистопляска: он сменил пять-шесть работ, все – в разных областях, и перспективы на будущее были далеко не радужные.
– Когда я его вижу, я всякий раз чуть в обморок не падаю, – говорила мать. – А если он смотрит мне в глаза, у меня ноги подкашиваются.
Я пытался ее вразумить, но она меня не слышала. Не слышала она и увещеваний Ольги, своей лучшей подруги, которая в кои-то веки оказалась на моей стороне. В материной истории она видела что-то нездоровое. Только мать не желала нас слушать.
– Как будто он за мной вернулся, – говорила она без тени улыбки.
Я в ответ молчал.
Я уже давно перестал интересоваться ее амурными делами и решил, что в этот раз тоже не стану вмешиваться. Хотя сходство Венсана с отцом, как ни крути, было сногсшибательным.
Отцовских фотографий у меня было не много. Я разглядывал их несколько ночей подряд, пока мать обнимала реально существующего двойника.
В его присутствии меня не оставляло чувство вины, но я заставлял себя смотреть ему в лицо не отводя глаз, даже когда сходство становилось разительным и я, казалось, узнавал даже его голос.
– Он спрашивал, вполне ли ты нормальный, – сообщила мать. – Говорит, временами ты как-то странно себя ведешь.
Она боялась, вдруг я его спугну, если буду слишком пристально разглядывать.
Короче, эта дура влюбилась.
Когда хозяйки позвонили, что возвращаются, я решил купить им новую псину – для смягчения удара.
День мы провели за городом, мотаясь по собачьим питомникам. Моя дочка Лили поехала с нами. Она была с плеером, в наушниках и мало обращала внимания на то, что происходит вокруг. Мать и Венсан сидели сзади. Я видел их в зеркало. Было совершенно очевидно, что мать втюрилась по уши.