Трения
Шрифт:
Мы часто ходили вместе на коктейли, вернисажи, литературные вечера. Там я напивался и был рад всему, что происходило, лишь бы как-нибудь пережить это время. На одной вечеринке у Шарлотты Блонски – незадолго до того, как ее ограбили, унеся трех итальянских примитивистов и деньги, – я по-глупому сцепился с одним молодым парнем, фанатом Дмитрия, который твердил, что я ничего не понимаю и что это вполне естественно.
На улице я решил выместить злобу на его машине. Кароль пыталась меня удержать, но она тоже была пьяна, и остаток ночи я провел в полицейском участке. Там мне вывернули карманы и нашли недозволенную
Мне было плевать, как выглядит моя дочь, – я и сам после нескольких месяцев подобной жизни стал выглядеть не лучше. Теперь настал черед моей матери беспокоиться о моем здоровье и сетовать, что же я хожу такой помятый. Когда я вваливался в книжный магазин, качаясь от недосыпа и излишеств, которым предавался накануне, я чувствовал на себе ее скорбный взгляд и еще больше сутулился под его тяжестью. Если б мне не нужно было держать себя в руках, я бы улегся спать прямо среди книг. Несколько часов сна в сутки – маловато для моего возраста. Неожиданно я это понял.
– Это что, из-за угрызений совести ты в таком состоянии? – спросила меня как-то мать.
– Чего? Какой совести? Ты о чем?
Прошло несколько лет с тех пор, как я положил конец ее отношениям с одним типом, и она до сих пор не могла мне простить. Хотела она того или нет, между нами легла тень, и отчужденность не проходила.
Иной раз, когда Кароль исчезала в туалете заведения, где мы проводили вечер, я принимался размышлять, как же мне удалось дойти до такого. Почему две единственные женщины, которые действительно что-то значили в моей жизни, отдалились от меня и я ничего не могу с этим поделать? Что же со мной не так? Когда ночь бывала уже на исходе, я пытался разговаривать об этом с чужими людьми, но вскоре они переставали меня слушать, и я ничего не выносил из этих бесед.
– Даже если бы ты со мной спал, – изрекала Кароль заплетающимся языком, – я не уверена, что это что-нибудь изменило бы.
Слушать ее было совсем не утешительно.
– И как можно самому поставить себя в такое положение? Как можно быть таким глупым?
Мы были не единственные, кто потерял всякую надежду на то, что когда-нибудь что-нибудь изменится. Да просто оглянуться по сторонам, перекинуться парой слов с первым встречным – и сразу ясно, что он тоже мается от непонимания и одиночества. И никто ничего не в силах поделать. И никакая выпивка, никакая травка тут не помогут.
В былые времена, когда я сходил с ума по группе «Диаблос», моя мать пила по-черному. Теперь страсти утихли, напивалась она два-три раза в год, по особым случаям.
Как-то ночью, заехав к ней, я застал ее на четвереньках посреди гостиной. Ее подруга Ольга в это время блевала в ванной.
Мать стала убеждать меня, что ищет сережку, которая куда-то закатилась. Но лицо ее было залито слезами.
Потом наконец пришло время отпуска.
У Кароль был дом на берегу озера. Я в конце концов дал себя убедить и тоже снял дом неподалеку. Кароль твердила, что с ума сойдет от тоски, если я оставлю ее одну со всеми мужиками ее семейства – по ее словам, за последний месяц мы с ней стали так близки, что я просто
Когда я зашел к ней сказать, что мы перебрались и устроились по соседству, она самым натуральным образом бросилась мне на шею. За ее спиной стоял улыбающийся Ришар, ее муж, и крутил пальцем у виска.
– Не давай ей волю, – посоветовал он мне, пока она надевала купальник. – Она бывает иногда ужасно приставучей.
Прошло много лет с тех пор, как наши дети играли вместе на узком пляже у берега. Нам тогда казалось, что жизнь еще только началась и впереди нас ждет много удивительного.
– Благодарю за совет, – ответил я.
В те далекие времена это местечко даже не было обозначено на картах. Потом подул ветер перемен, оно сделалось модным, и теперь там нельзя было рвать цветы и ездить со скоростью больше двадцати километров в час. Подходы к озеру были взяты под охрану, а лесники вели себя как маньяки. Местный торговец газетами продавал теперь «Геральд трибюн» и сигары. Строить было нельзя. Ставить палатки тоже. По вечерам на берегу собирались отдыхающие, чтобы полюбоваться закатом.
Первое, что я услышал от Лили за все утро, был вопрос, сколько стоят помидоры, которые продавались здесь по какой-то немыслимой цене.
Мы оставили Дмитрия и мою мать устраиваться на новом месте. Я не звал Лили ехать со мной, но мне было приятно, когда она сама вышла в тот момент, когда я уже сидел в машине. Я считал, что каникулы на берегу озера всем пойдут на пользу, хотя бы для здоровья, чтобы немного очухаться после изнурительных месяцев, которые мы прожили с ощущением катастрофы.
Потом Лили спросила, натуральные это помидоры или мутанты.
– Ну что, поедем кататься на лодке, как раньше? – предложил я, рассматривая имбирь, которым мне хотелось куда-нибудь запустить.
Она не знала, что ответить. Учебный год на факультете благополучно закончился, со смерти Эвелин прошло уже больше месяца, и Лили ко мне немного подобрела. Она не знала, что ответить, но все же не сказала «нет».
– Все мы стремимся к лучшей жизни, – заметил я. – Не забывай.
Мы бродили между стеллажами универсама. Позвякивая золотыми браслетами, покупательницы тянулись за консервами и низкокалорийными продуктами.
Я спросил, что бы нам купить для Дмитрия.
– Представь себе, если однажды он узнает, что это был ты, – вскинулась она. – Что тогда будет?
– Пусть себе докапывается. Не беспокойся, ничего он не узнает.
– С какой стати ты так уверен? Рано или поздно все тайное становится явным, в том-то и дело.
Я дал ей выговориться. Большого удовольствия мне это не доставило, потому что она была настроена в высшей степени критически, я бы даже сказал, агрессивно. Но я знал, что через это надо пройти и из нас двоих именно я должен вести себя мудро. Поэтому я сжал зубы и молчал, хотя мне тоже было в чем ее упрекнуть. Я слушал ее и думал обо всех ошибках, которые мы совершили и которые давили на нас своей тяжестью, обо всех неправильно понятых поступках и нереализованных порывах. Когда мы подошли к кассе, у меня уже сводило челюсти.