Трепет черных крыльев (сборник)

Корсакова Татьяна Викторовна

– Я вернулась. Сказочник больше никого не обидит. – Алиса протянула руку ладонью вверх.

– Это хорошо. – В том месте, где тонкие Марусины пальчики коснулись кожи, сделалось тепло и немножко колко. – Это значит, что теперь я могу уйти. – Маруся встала, улыбнулась ясной, чуть нетерпеливой улыбкой, шагнула в столб льющегося через люк света, обернулась, помахала на прощанье рукой и исчезла…

…В желтом свете фонаря кружились снежинки. Зима в этом году началась строго по расписанию, в первых числах декабря. Она привела с собой снегопады и каждый вечер рисовала на стеклах морозные узоры, зазывая горожан если не на каток, то хотя бы просто на прогулку.

Алисе было не до прогулки. Ее мутило с самого утра. Мутило, хотелось плакать, соленых огурцов и шоколадного торта. Хотелось немедленно и именно в такой последовательности. Если бы рядом был Макс, вопрос с огурцами и тортом решился был в два счета, но Макс только что улетел в Торонто на какой-то ужасно важный симпозиум, на целых три дня оставив Алису одну-одинешеньку в их новой квартире. Гнездо или берлога – они так и не договорились, как стоит называть новое жилье – вздыхало тихим эхом, уговаривало Алису немного потерпеть. Токсикоз – это ведь не на всю жизнь, рано или поздно это закончится. И никто не виноват, что она не поставила мужа в известность, а сам он не догадался. Мужчины – существа толстокожие, с ними надо без обиняков. Сказала бы: «Кстати, дорогой, у нас будет ребенок». Глядишь, и не полетел бы никто на симпозиум в Торонто, глядишь, и плакать расхотелось бы. Потому что выть белугой в присутствии Макса – несусветная глупость. Кто же плачет рядом с таким замечательным мужем! А теперь уж что? Теперь нужно как-то продержаться пару дней.

В дверь позвонили, настойчивым звонком спугнув Алисину хандру. За дверью стоял Макс. В одной руке он держал шоколадный торт, а второй прижимал к пузу трехлитровую банку огурцов. На Алису он смотрел одновременно с тревогой и радостью.

– Знаешь, я тут придремал по пути в аэропорт, и мне приснился удивительный сон… – Взгляд его сделался чуть менее тревожным и чуть более радостным. – Это была Маруся. Она сказала, что я глупый и совершенно не разбираюсь в женщинах.

– Совершенно не разбираешься… – Одновременно хотелось и плакать, и смеяться.

– А еще она сказала, что очень скоро наступит время сказок. Хороших сказок. И что прямо сейчас тебе необходим вот этот странный набор. – Банка с огурцами призывно качнулась.

– Необходим. Просто жизненно необходим! – Алиса прижалась щекой к холодной с мороза Максовой щеке, добавила шепотом: – Кстати, дорогой, у нас будет ребенок.

Сергей и Анна Литвиновы. Пыль на ветру

– Да в жизни я это не подпишу! Я вам что – идиот? – Заказчик отшвырнул договор.

А Вика весело подумала: «Ты не идиот, а купчина. Новоявленный миллионер. Нувориш. Денег много – ума мало. А дальновидности – вообще ноль. Мне еще бабушка говорила: «Держись от таких подальше».

Но что остается делать, если этот провинциальный купчина, дрожащий над своими скороспелыми миллионами, – их потенциальный клиент?

Вика Кулакова служила менеджером в крупной пиаровской фирме. Фирма считалась лучшей в столице. Принимали сюда по конкурсу, платили много, а над входом в офис висел нахальный мраморный плакат, точнее, доска: «Создадим имидж. Какой хотите».

И действительно – создавали. Серый чиновник превращался во влиятельного законодателя, плохо стриженный директор завода – в вальяжного бизнесмена. А теперь вот и новороссы-провинциалы потянулись. Из глубинки. Намыл у себя деньжат – и в Москву. Инвестировать. А чтоб инвестировать – ему имя нужно. И репутация. Ведь кому попало в столице ни участок под застройку

не дадут, ни лицензию на игровой бизнес не выделят…

Такие вот провинциальные купчишки считались сложными заказчиками. И на переговоры с ними агентство отправляло опытных сотрудников. Таких, как Вика. У нее хорошо получалось уламывать даже самых строптивых клиентов. И этого – Антона Смолякова по кличке Смола – она тоже уломает. Это только вопрос времени. И нервов.

– Можно подумать, вы не имидж мне создаете, а памятник из чистого золота! – продолжал кипятиться Смола.

Вика спокойно возразила:

– Памятники ставят покойникам. А живым – монументы… Что же касается договора – я не настаиваю. У нас, как вы, наверно, слышали, клиентов хватает. Если у вас сложности с деньгами – можете найти агентство попроще. Сэкономите, конечно, только, извините, так и останетесь провинциальным «новым русским».

Она хладнокровно выдержала взгляд, призванный превращать «шестерок» в соляные столбы. И добавила:

– Вы, кажется, планировали в правительственном тендере участвовать. Так вот, у меня есть опасения, что вашу фигуру даже к основному конкурсу не допустят. Отметут на предварительном этапе.

– Волчица ты, Вичка, – простонал Смола.

«А ты засранец!» – быстро подумала она. И очаровательно улыбнулась:

– Во-первых, не Вичка, а Виктория Андреевна. А во-вторых, вы правы. Конечно, я волчица.

Демонстрируем превосходные зубы и игриво добавляем:

– Вот сейчас, например, когда полная луна, меня так и тянет в лес…

– Ладно, острячка… черт с тобой, – устало вздохнул Смоляков. – Подпишусь. Говорят, ваше агентство и правда чудеса творит.

Он тоскливо взглянул на графу сумма, скривился и чиркнул подпись – ручкой из чистого золота. «Надо будет заставить, чтоб поменял ее – хотя бы на «Монте Граппу», – тут же решила Вика.

Она быстро швырнула договор в сумочку. И продемонстрировала очередную белоснежную улыбку:

– О’кей. Вплотную работать мы начнем завтра. А сегодня – предварительный урок. Попрошу вас забыть это дурацкое прозвище – Смола. Нет больше Смолы, а есть – Антон Иванович. Серьезный, дальновидный, благородный человек. Филантроп. Меценат.

Бывший Смола оскалился:

– А ты мне нравишься, киска. Давай я тебя в клуб свожу. Какой тут у вас в Москве самый крутой?

– Спасибо, но вечер у меня занят, – отказалась Вика. И не удержалась, добавила: – Да и желания нет куда-то ходить со Смолой. Вот станете Антоном Ивановичем – тогда посмотрим.

…Никаких планов на вечер у Вики не было. Да, признаться, ничего и не хотелось. Вот бы действительно уйти в лес – и завыть. Или хотя бы побыстрее добраться до дому и зареветь. От усталости, от постоянного нервного напряжения, от бесконечных надменных клиентов…

Эх, стать бы снова маленькой девочкой – беззаботной и беспроблемной, и чтоб любимая бабуля была жива, и можно было положить голову ей на колени и чувствовать, как добрые старые руки стирают слезы со щек…

Квартира встретила ее тишиной и призрачным светом: в окна ломилась полная луна. «Толстенная! Не луна, а лунища! – оценила Вика. – Как рожа у этой… как ее… Ну, певички, что мы недавно раскручивали».

Переодеваться она не стала. Плеснула себе коньяку. Распахнула окна. Упала в кресло. Со двора несся одуряющий запах сирени, в гаражах по соседству подвывали собаки.