Трепетный трепач
Шрифт:
— Что? — рассмеялась Елена Павловна.
— Ну, а у кого же еще просить?
— У нее самой, Игнат. Ну, может, у детей… — Она помедлила и вдруг сказала: — Что касается меня, то я вас благословляю. Хоть вам и будет нелегко.
— Я знаю. Но я не легкости ищу… Я просто вне своей работы не могу существовать без этой женщины. Я задыхаюсь без нее. Как вы думаете, она… простит меня?
— А вас есть за что прощать?
— Вероятно, есть, но не в этой истории. Вы собирались встретиться
— Да.
— Возьмите меня с собой. Как я понял, она там с Катей? Вот и познакомлюсь…
— Нет, Игнат, лучше сначала попробуйте завоевать Гришку. Это будет правильнее. Катя сама мне сказала, что не будет против, если мама выйдет замуж. У нее очень сложные отношения с моим сыном. Ну, вы в курсе, наверное… А вот Гришка как огня боится Лериного замужества.
— Почему?
— Потому что ему все кажется, что он не родной сын, и следовательно… Словом, он боится. Но, я думаю, вы сумеете его обаять, но лучше это сделать безотносительно…
— Понял. Вы мудрая женщина. Как там кричал Высоцкий: «Пустите меня к нему, я хочу видеть этого человека!»
— О! Я видела этот спектакль! Незабываемо! Одну минутку, я позвоню мужу, узнаю, досмотрели ли они кино! Алло, Франсик, вы уже досмотрели эту муть? Да?
Игнат страшно волновался, почти как перед премьерой своего первого фильма. Он постучал в дверь.
— Войдите! — раздался мальчишеский голос.
— Привет, Гриша!
— Привет! Вы кто?
— Привет, меня зовут Игнат, я нашей встрече очень рад!
Гришка расплылся в улыбке. Этот дядька сразу ему понравился.
— А я Гриша, инвалид, у меня живот болит!
Игнат рассмеялся, подошел и протянул Гришке руку.
— Будем знакомы. Но какой же ты инвалид? Подумаешь, аппендицит! Я вот классе в пятом, что ли, притворился, что у меня болит живот, чтобы не писать одну контрольную, и так заигрался, что мне здоровый аппендикс вырезали!
— Сами? Притворились?
— Ну да, вот такой был дурак.
— Нет, это врачи были дураки, не разобрались, что вы этот… как его… спекулянт.
— Ты хотел сказать, симулянт?
— Да, точно!
— Знаешь, а я с этой точки зрения никогда об этом не думал… Интересная точка зрения, между прочим, ты молодец!
— А вы помните, как вас резали?
— Нет, ну что ты, мне же наркоз дали…
— А перед тем, вам страшно было?
— Ага. Ужас как страшно, но не мог же я сказать врачам, что симулирую… Сам понимаешь.
— У вас сила воли?
— Ну, типа того…
— А мама не разрешает так говорить.
— Как?
— Типа того.
— А! И права мама, это черт знает что, говорить «типа того».
— А вы мою маму знаете?
— Знаю.
— Она правда
— Чистая правда! Гриш, а вот скажи, твоя мама ведь киношница?
— Да, она сценарии пишет.
— А ты был когда-нибудь на съемках?
— Нет. Мама сама там редко бывает, она всегда говорит «сценарист в нашем деле последний человек». А тетя Соня говорит, что самый последний человек, это автор книжки, по которой кино снимают. А вы тоже в кино работаете?
— Да. А ты хотел бы попасть на съемки?
— Вы можете это устроить?
— Как два пальца… Тьфу, запросто!
— А я знаю, что вы хотели сказать! — хитро улыбнулся Гришка. — Но при детях так говорить не положено, да?
— Надо же, все ты понимаешь, брат Григорий!
— А вы в кино кто?
— Я — оператор! Практически второе лицо после режиссера и могу взять тебя на любые съемки.
— Здорово! А вы не обманете?
— Зуб даю! Ой, так тоже при детях нельзя, — и он состроил такую уморительную гримасу, что Гришка покатился со смеху.
— Ой, больно! Мне нельзя так смеяться.
— Все, я теперь буду исключительно серьезен!
— А сможете?
— Приложу все усилия.
И он ласково улыбнулся мальчику. Гришка был покорен. Никогда ему ни один знакомый дядька, кроме дедушки Франсуа, так не нравился.
— Дядя Игнат…
— Какой еще дядя! Просто Игнат и можно на ты… Я ж еще не очень старый.
— А почему у тебя щеки двух цветов?
— Бороду вчера только сбрил, вот не успел еще загореть. Но загорю за три дня.
— А зачем ты бороду носишь?
— Бриться лень!
— А почему тогда побрился?
— Надо было.
— А ты вообще откуда тут взялся?
— Ну, я долго был на Алтае, а сегодня прилетел из Москвы. А знаешь, на Алтае со мной произошла одна история… Мы с товарищами в лесу лосенка нашли, раненого.
— Ой!
— На него, по-видимому, кто-то напал, то ли мать застрелили, а он один остался, а защитить было некому, то ли еще что, но короче, у него нога была сломана и на боку рана…
— Огнестрел?
— Нет, рваная рана, он уже еле дышал…
— И что вы сделали?
— Положили его на кусок брезента, дотащили до машины и отвезли к ветеринару.
— А он тяжелый был?
— Тяжелый! Мы, два здоровых мужика, его еле доперли.
— Его вылечили?
— Да! Рана оказалась не очень глубокая, а ногу ему в гипс…
— А у них разве ноги, а не лапы?
— А хрен его знает… Ой!
— При детях так тоже нельзя! — рассмеялся Гришка.
— Знаю. Но мы же между собой, правда! А что касается ног или лап… Нет, все-таки ноги. Про лошадей же не говорят лапы, ну и лоси недалеко ушли от лошадей… Точно, ноги!