Трепетный трепач

Вильмонт Екатерина Николаевна

В Венском аэропорту на шею мне кинулась Катька.

— Мамочка, мамочка, родненькая, как хорошо, что ты приехала! Не волнуйся, с Гришкой все в порядке, мамусечка моя!

— Кать, ты одна, что ли?

— Ага! На такси! Пошли скорее, машина ждет!

— Катька, как я рада! Вот, нет худа без добра… Та к я бы еще долго не выбралась, а тут… Девочка моя, ты так выросла, совсем девушка… А хорошенькая какая!

Катька выглядела изумительно. Загорелая, синеглазая, свежая, прелесть просто.

— А ты, мам, замученная. Та к испугалась?

— Ужасно!

— Мы

с бабушкой сперва не хотели тебе сообщать, но Гришка весь изнылся… Мам, ты с ним побудешь, а потом я покажу тебе Вену!

— Вот это да!

Мы сели в ожидавшую нас машину.

— Кать, скажи, а Лощилин правда приезжал?

— Правда.

— И ты… ты его простила?

— Это он тебе сказал?

— Ну да.

— Врет! Я ему сказала «Бог простит»! Тогда он начал про тебя всякие гадости говорить… Ну, я ему тоже кое-что сказала, и мы окончательно поругались.

— Бог с ним, он, по-моему, просто болен.

— Мам, а ты надолго вырвалась?

— Ну, уж на десять дней точно!

— Да? Здорово! Гришку через пять дней уже можно будет перевезти в Швейцарию…

— А у меня же нет швейцарской визы…

— Да ну, дедушка тебе все сделает! Посмотришь, в каком шале мы живем, какая там красота… Но в Марокко у нас просто дворец! Ты обязательно потом поезжай в Марокко… Знаешь, бабушка такая хорошая, и она так нас любит, никакой разницы не делает, и тебя она тоже любит. И дедушка классный! Та к здорово, что они у нас есть… Мам, ты чего плачешь?

— От радости!

В небольшом уютном отеле нас поджидала Елена Павловна. Она сидела в холле и с сияющей улыбкой поднялась мне навстречу.

— Лерочка моя приехала! Ты бледненькая, перепугалась?

— Ну, конечно.

— Катюш, веди маму к Грише, а я приду через пять минут.

Мы поднялись на второй этаж.

— Мама! Мама приехала! — закричал Гришка, едва я открыла дверь. У его кровати в кресле сидел мсье Франсуа. Это был крепкий пожилой мужчина, с красивым и очень смуглым лицом. Видно, марокканский загар въелся в него намертво. Он хорошо говорил по-русски.

— Вот и Лера наша приехала! Я душевно рад вас видеть! Грегуар напугал нас, но сейчас уже все отлично. У вас чудесные дети, Лерочка! Я счастлив иметь таких внуков!

У него была такая добрая, ласковая улыбка, что я от души расцеловала его.

— Ну, Грегуар, я пойду, а ты побудь с мамой. Катюша, пойдем со мной.

— Мамочка, ты… Дай мне руку.

— На!

Он взял мою руку, прижал к своей щеке. Слава богу, жара у него нет, отметила я.

— Мне было хорошо с бабушкой и дедом, но я все равно ужасно скучал! И ты молодец, что прилетела…

— Гришка… маленький мой!

— У тебя все хорошо, мама?

— Да, просто переволновалась… Ну, рассказывай.

— Что рассказывать?

— Что с тобой было?

— Понимаешь, у меня начал болеть живот. А я не испугался. Думал, поболит-перестанет и никому не сказал, потому что мы собирались кататься по Вене на лошадке. Ну, на извозчике. Покатались, и живот вроде перестал болеть… А потом мы еще обедали в ресторане, и вообще

было здорово… Вена такая красивая! Тебе Катька потом все покажет! А когда домой приехали, вроде тоже ничего, болит, но не сильно. А ночью вдруг как началось! Я Катьку разбудил, она бабушку, а я уже по полу катался. Тогда дедушка взял меня на руки, положил в свою машину и куда-то повез. И бабушка тоже поехала. А дальше я уже не помню. Проснулся, какая-то тетка рядом сидит, лоб мне вытирает. Я пить прошу, а она не дает, только губы мне тряпкой смачивает. А потом бабушка пришла, заплаканная, и сказала, что мне вырезали аппендикс. Вот! И мне два дня было не очень, а потом меня забрали в отель. Тут совсем другое дело. Тут все наши и еще ты приехала. Ой, мама, мы столько всего уже видели!

— А тебе вставать еще не разрешают?

— Да я уже вставал, а доктор приходил и сердился… Сказал, еще два дня лежать. А в уборную меня дедушка носит. А ты знаешь, тут приезжал Катькин папа. Такой злой! И он сказал, что ты нас хочешь насовсем у бабушки оставить!

— Что за чушь! Я своих детей никому не отдам, даже такой чудесной бабушке.

— Она, правда, чудесная, но я хочу с тобой…

— Вот кончатся каникулы и вернетесь в Москву.

— И мы тебе мешать не будем?

— Вот интересно! Раньше не мешали, а теперь вдруг помешаете?

— А я боялся… Катька говорила, я зря боюсь, но я все равно боялся. Но теперь больше не боюсь.

— Вот и правильно! А вообще ты мужчина, и не должен бояться всякой ерунды, мало ли кто что говорит…

— Ладно, не буду! А про замуж это тоже враки?

— Враки, Гришенька, враки!

— Вот здорово!

К нам заглянула Катька.

— Ну что, Гринька, успокоился?

— Ага! Мама сказала, что про замуж это враки!

— Ты рад?

— А то!

— Гриш, давай ты спи, а я пока погуляю с мамой по Вене.

— Но вы не очень долго!

— Гришка, не вредничай! Тут бабушка и дед с тобой, а мы с мамой тебе какой-нибудь подарок купим, правда, мам?

— Правда! Ты чего хочешь?

— Я еще не придумал, я вам тогда позвоню!

— Молодец!

У него и в самом деле уже слипались глаза.

— Мама, пошли, покажу тебе твой номер.

— Зачем мне номер? Я буду с Гришкой!

— Нет, с Гришкой дедушка спит. Он его в сортир носит. А я с бабушкой живу. Та к что тебе уже сняли номер, и близко от нашего.

— Ну что ж… Пошли?

— А ты поесть не хочешь?

— Нет, в городе поедим. Только зайдем сперва к бабушке.

— Ну что, Лерочка? Как ты нашла Гришеньку?

— Да, по-моему, все нормально, температуры нет. Господи, Елена Павловна, я так вам за все благодарна…

— О чем ты говоришь, Лера?

Первым делом Катюха потащила меня к собору святого Стефана, в который была буквально влюблена.

— Мама, смотри, какая красотища, правда?

— Правда! — согласилась я, хотя мне было совсем не до архитектурных красот. Но не разочаровывать же дочку. Мы гуляли по городу, и вдруг начал накрапывать дождь. Мы сунулись в первое попавшееся кафе.