Трепетный трепач
Шрифт:
— Милада, это твоя бывшая?
— Одна из многих бывших. Но, как выяснилось, самая липучая.
— Она красивая?
— Очень.
— А сколько ей лет?
— Года двадцать три или двадцать четыре, но у нее есть один существенный недостаток, для меня просто основополагающий…
— Какой?
— О, заинтересовалась! Понимаешь, Лерка, она не умеет так лопать вареники! Дурочка моя, ты даже не понимаешь, сколько ты для меня значишь…
— И все это время, полтора часа ты гуторил с соседкой?
— Нет. Просто ты задаешь столько вопросов, что я не успел
— Господи, куда?
— На Алтай!
— А что там такое?
— Там снимал мой учитель, Терентьев. Он умер в одночасье, сердце. И меня позвали его заменить. Я обязан это сделать в его память. Пойми, маленькая моя, это не обсуждается.
— Понимаю. А мне… мне с тобой нельзя?
— Нет. Понимаешь, я, когда работаю, я не могу отвлекаться. Совсем. Я могу ненароком, и обидеть, и… Одним словом нет, Лерка.
— Ну, нет, так нет. Я поняла.
— Обиделась, дуреха?
— Нет. Обиды — привилегия горничных, сам же говорил.
— Кстати, мне посулили очень большие деньги.
— Это то, что меня волнует меньше всего.
— Знаю. И ценю. Но ты не думай, что твое «Кружево» отойдет на второй план, Мишка занимается этим вплотную. И, возможно, в октябре, если все срастется, начнем снимать. Он уже почти договорился насчет денег, так что…
— Игнат, я ничего плохого не думаю, я просто… еще не умею быть без тебя. Мы с тобой совсем недавно, а…
— Уже проросли друг в друга, да? Но это неизбежно, моя родная, нам придется время от времени расставаться, и, наверное, это даже хорошо. И, знаешь что, тебе сколько времени нужно, чтобы привести себя в божеский вид? Час? Полтора?
— Ну, у нас же есть еще время, нам к восьми. И сегодня все-таки суббота…
— Короче, ты тут чисти перышки, а я смотаюсь по одному делу на часок-полтора.
Я хотела спросить, что за дело, но прикусила язык. Не стоит.
— Хорошо, беги.
Вероятно, хочет купить новый пылесос. Это было бы очень в его духе, — решила я. И оставшееся до его отъезда время я должна вести себя так, чтобы у него и тени раздражения не возникло. Не задавать лишних вопросов, не ныть, хоть я и так не из нытиков, и делать вид, что легко переживу расставание.
Я приняла душ, вымыла голову и решила, что надену свое любимое зеленое платье. Игнат меня в нем не видел, а оно мне очень идет. И глаза накрашу посильнее, и туфли на высоких каблуках надену. Пусть видит, что оставляет вполне привлекательную женщину, к тому же сейчас даже не обремененную детьми… Пусть поревнует, помучается, не все же мне… Милада, которая борется за него в союзе с его мамашей, и вообще им несть числа, его бывшим бабам… Но он же меня любит… А откуда я знаю, что он не так же ведет себя с другими бабами, как со мной? Не говорит им этих трепетных речей, он же трепетный трепач! Одним словом, я себя накрутила. Я была уже готова, одета, обута, и в глазах боевой задор… Буду сегодня у Соньки кокетничать с другими… И тут раздался звонок. Я побежала открывать и остолбенела.
— Боже, Игнат!
— Боже, Лерка! Какая ты красивая! Как тебе идет зеленый… Я, кстати, был в этом уверен…
— Игнат, ты почему вдруг решил сбрить бороду?
— Но тебе нравится?
— Не то слово!
— Вот! Теперь будет так — в экспедиции я отращиваю бороду, а в Москве сбриваю. У тебя будет бритый муж, а оператор Рахманный останется бородатым. Ты согласна?
— Да!
— Так, а почему это в глазах такой боевой задор? Ты что тут напридумывала в мое отсутствие, колись? Какую-нибудь чепуху про бесчисленных баб в жизни Игната Рахманного? Да?
— Очень надо! Это же в прошлом.
— Умеешь казаться умной. А на самом деле такая же дуреха, как другие бабы. Только одно отличие — тебя я люблю. И в понедельник поедем распишемся.
— Кто же нас распишет сразу?
— Распишут, есть связи. Понимаешь, хочу уехать женатым.
— Игнат, зачем?
— Чтобы быть уверенным.
— В чем?
— Не в чем, а в ком.
— А ты во мне не уверен?
— Честно? Уверен. Но ты во мне не уверена, я чувствую.
— И ты думаешь, я из тех дур, которые считают штамп в паспорте какой-то гарантией?
— Та к ты не хочешь жениться, что ли?
— Без детей — не хочу!
— Вона как! Обалдеть! Обычно при слове ЗАГС девушки трепещут и жаждут, а ты…
— Я не девушка, а мать двоих детей.
— А я хочу, чтобы ты была мать троих детей! Или даже четверых!
— Хотеть не вредно! И уедешь ты холостым, ничем и никем не обремененным.
— Все, Лерка, кончай бодягу! Ты меня любишь? Вижу, любишь. И я тебя люблю. Значит, все будет прекрасно! И дети твои меня признают! Я в сто раз симпатичнее твоего Лощилина, и вообще миляга.
— Господи, какой же ты трепач!
Уже в такси, по дороге к Соне он вдруг шепнул:
— Да, а как тебе мои ямочки?
— Это я тебе расскажу, когда ляжем в постель.
— Ого! Звучит многообещающе!
Дверь нам открыла Соня.
— О, какие люди! Лерка, выгладишь потрясающе!
— Сонечка, поздравляю! Вот, познакомься, это Игнат!
Она смерила его весьма одобрительным взглядом.
— Очень рада, Игнат! Проходите!
Часть гостей была уже в сборе. Оказалось, что Игнат прекрасно знаком с Сониной родственницей, вторым режиссером на Мосфильме. Они сразу о чем-то заговорили. А Соня увлекла меня на кухню, где у плиты колдовала весьма пышная девушка.
— Лер, это моя кузина Лора, из Одессы.
— Ой, здравствуйте, Лера, много о вас слышала! Но сейчас некогда, боюсь упустить пироженки. Попробуйте, с пальцами съедите и языком закусите!
— Лорка, что ты несешь! — засмеялась Соня и вытащила меня на балкон.
— Лерка, обалденный мужик! Миррочка его хорошо знает, говорит о нем просто с восторгом. Мне он тоже понравился, такая улыбка!
— А твой-то герой где? Пока я никого такого не заметила.
— Запаздывает. Он уже звонил, что попал в пробку.