Трещина
Шрифт:
– Не пришлось как-то познакомиться, – буркнул третий гость, до сих пор молчавший.
– Так-то, – назидательно произнес профессор. – Ждите, будет вам Мухин.
Профессор вышел, а через четверть часа вернулся с Мухиным. Двух санитаров предусмотрительный Скворешников оставил за дверьми кабинета.
– Так будет спокойнее, – заговорщически шепнул профессор Девяткину.
Мухин был мрачен сильнее обычного и совершенно безразличен к окружающему. Он осунулся и похудел, глаза его были тусклы и бесцветны.
– Вот,
Разговор затянулся на два часа. Девяткин попросил Мухина рассказать все, что с ним произошло, начиная с семнадцатого мая. Мухин, сначала недоверчиво и с неохотой, а затем, чувствуя неподдельный интерес к себе со стороны троих незнакомцев и все более и более воодушевляясь, в который уже раз поведал свою историю. Рассказ Мухина подействовал на троих мужчин, а в особенности на Девяткина, как сильно возбуждающее средство. Тут же по окончании рассказа на Мухина посыпался град вопросов. Гости желали знать абсолютно все, а Мухин рад был поделиться своими горестями и тревогами со странными незнакомцами. На вопрос же, каким образом Мухин объясняет все происшедшее с ним, тот только пожал плечами и, устремив взгляд в пол, ответил:
– Сначала я было подумал, что перебрал тогда с дружками, пили ведь какую-то химию, а потом, когда протрезвел, понял – нет, не химия здесь виновата. Чертовщина какая-то со мной приключилась, вот что я вам скажу. Думал сначала, что умом тронулся, но слишком уж все это похоже на правду.
– Как – на правду?
– А вот, видите? – Мухин наклонился и нащупал на голове почти уже зажившую ссадину. – Это я заработал тогда еще, когда в сарае головой о бревно трахнулся. Думаешь, сам себе башку расцарапал, чтоб поверили?
– Что вы! И в мыслях подобного не было, – ответил за всех Девяткин.
– Так вот, если и эта шишка, и все, что со мной приключилось, было на самом деле, то и получается, что это правда. Слишком уж все по-настоящему происходило. А как объяснить, я и сам не знаю. Может, какая-нибудь разновидность цыган объявилась? Ведь до сих пор же, говорят, кочуют, лоботрясы.
– Исключено, – категорически отрезал мужчина с усами. – По вашим же словам выходит, что это были настоящие первобытные дикари.
Профессор слушал все это, широко открыв глаза и высоко подняв брови. Он совершенно не ожидал, что незнакомцы с такой серьезностью отнесутся к россказням этого шута. Не могли же нормальные люди принимать бред сумасшедшего за чистую монету! А если могли, значит…
– Извините, я на минуту, – виновато улыбнулся профессор и стремительно вышел из кабинета.
Разговор продолжался. Павел Девяткин и два члена спецкомиссии выясняли все новые и новые подробности, причем весь диалог записывался на портативный магнитофон, предусмотрительно взятый Девяткиным из дома.
– А как на все это смотрит наука? – спросил Мухин, улучив свободную минуту в непрерывном потоке
– Наука? Гм… – мужчина с усами задумался. – Не знаю, как смотрит наука, а мы – я думаю, мои коллеги согласятся со мной -считаем, что автобус марки "Икарус", и вы в том числе, семнадцатого мая сего года совершенно невероятным образом проникли в эпоху, отстоящую от наших дней на сто тысяч лет, а потом вы тем же путем вернулись обратно.
Последние слова усатого члена спецкомиссии слышал профессор Скворешников, входивший в тот момент к себе в кабинет во главе пяти здоровых санитаров.
"Свихнулись, – окончательно утвердился в своем мнении профессор. – Все до одного".
– Вот что, товарищи ученые, – громко произнес профессор, останавливаясь посередине кабинета. – Я долго слушал ваш бред и, как врач, пришел к выводу, что ваше место здесь, в этой больнице. Я, знаете ли, не один год сталкиваюсь с такими, как вы, и немало наслушался на своем веку всякой чепухи, так что распознать больного с расстроенной психикой для меня не составляет труда.
– Да вы что! – вскочил мужчина с длинными усами. – Вы-то сами хоть в своем уме? Мы ответственные работники!
– И ответственные работники сходят с ума, – вставил профессор.
– Результатов нашей поездки ждут в Академии наук СССР, -спокойно добавил Девяткин.
– Слыхали, – отмахнулся профессор.
– Позвоните, пожалуйста, вот по этому телефону, вам там все объяснят, – продолжал Девяткин.
– Обязательно позвоню, но потом. А сейчас будьте добры проследовать со мной, – и профессор указал на дверь.
– Это насилие! – заорал второй член комиссии и бросился к двери, расталкивая санитаров, но его тут же схватили.
– Не так быстро, – улыбнулся профессор.
– Ну, гад, я до тебя еще доберусь, – прошипел член комиссии, пытаясь высвободиться из цепких объятий натренированных блюстителей порядка при клинике.
– И это слыхали, – добродушно усмехнувшись, ответил Скворешников. – Да вы не волнуйтесь, граждане, все будет в полном порядке. Вы ведь и меня тоже поймите, я же выполняю свой долг.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге показалась молоденькая медсестра.
– Валерий Афанасьевич, вас к телефону, – прощебетала она и скрылась. Профессор почему-то смутился.
– Одну минуту, – сказал он и вышел.
– Ну и влипли вы в историю, – произнес Мухин, сочувственно качая головой.
– Надо срочно принимать меры, – твердо сказал усатый мужчина.
– Я попробую дозвониться до председателя комиссии. Где у вас тут телефон?
В кабинет стремительно вошел профессор Скворешников.
– Товарищи, я извиняюсь за происшедшее недоразумение, -сконфуженно произнес он. – Мне только что позвонили… Словом, вы свободны.
Словно сняв с плеч тяжелую ношу, он упал в кресло и устало прошептал: