Треск штанов
Шрифт:
— Алексей Петрович! Алексей Петрович! — обращался к нему обеспокоенный Демидов, махая руками. Да и у остальных лица были встревоженные.
— Дело ты говоришь. — моргнув, словно включаясь, произнес канцлер. — Доброе дело. Только калибр нужно уменьшать.
— Так и верно. До пятидесятого. Как у нас штуцера да винтовки делаются.
— Кстати, а с ними что делать? Закрывать завод?
— Зачем? Пусть что-нибудь заряжаемое с казны делают. Вон — помогают тот же карабин Джеймса изготавливать. Или еще чего. Ты же обещал ему завод?
Царевич потер лицо.
Подумал.
— А штык-ножи? Их куда девать? Завод Вайерсбергов уже двенадцать тысяч изготовил. Что, на склады?
— Почему на склады? — улыбнулся Демидов. — Если их примыкать непосредственно перед штыковым боем, то мешаться он не будет. Да и так — тыльная сторона у него тупая. Напороться, конечно, можно ежели умеючи, но сложно. — и, видя недовольство на лице царевича, добавил. — А потом мы вот эти винтовки и переделаем под заряжание с казны. Все лучше, чем с обычными мушкетами крутится-вертеться. И калибр подходящий, и ствол доброй толщины можно сделать, чтобы крепким вышел.
— А вы как думаете? — обратился канцлер к окружающим.
Те охотно закивали.
Им бы поскорее этот вопрос закрыть. Очень уж он их достал им. Так что предложение Демидова приняли единогласно без всяких возражений и замечаний.
После чего перешли к артиллерии. С которой все сильно попроще складывалось.
На имеющемся взрывателе нарезная 3,5-дюймовая пушка «не взлетела». И осечки, и проблема картечи, и вопрос изготовления надлежащего количества боеприпасов. А ударные гранаты все же, несмотря на литье, требовалось и механически обрабатывать. И не так уж и мало там шло возни. Иначе слишком высокое получалось рассеивание. И проверку литья делать с отбраковкой… в общем не все так просто оказалось.
После осознания этой проблемы к вопросу подошли функционально. Вот у нас вражеская артиллерия. Чем с ней бороться?
Вариант с 6-дюймовой гаубицей выглядел безальтернативным решением. Хорошая дальность, терпимая скорострельность, убедительные снаряд с низким шансом осечки. Батарея таких гаубиц могла с безопасной дистанции смешивать с грунтом обычные 6-фунтовки. Причем быстро. Все ведь в пределах видимости и корректировка по разрывам простейшая.
Для чего в этом случае оставались нужны 3,5-дюймовые пушки?
По хорошему их задача была прежней, а именно заливать врага картечью. И в такой роли заменить их гаубицами просто не получалось. Тут и очень неспешное изготовление боеприпасов из-за неоправданного оптимизма Льва Кириллова. И очень плохое действие картечи, в то время как граната штука специфическая — ей просто так шарашить «в ту степь» нельзя. Прицеливаться нужно. Попадать… в общем — морока.
В принципе 3,5-дюймовые пушки справлялись со своей задачей. Но учитывая характер вероятной войны их требовалось как-то усилить. Чтобы большую плотность огня создавали.
Заменить их многоствольными картечницами выглядело делом соблазнительным, но пока не реальным. Их даже производить пока не начали из-за кое-каких технических трудностей, ведущих к низкой кучности огня. Поэтому решили поступить предельно банально.
Взять и увеличить калибр.
Была 6-фунтовая пушка, а стала 12-фунтовая с каналом в 4,5 дюйма. На первое время из бронзы. Благо, что ее хватало. Тут и старые запасы, и новые поставки: медь то поступала с Урала — из под Нижнего Тагила, а олово из Аютии…
Утвердили решения.
Распределили задачи.
Ну Алексей совещание и закрыл. Отправившись к родителю. Тому совсем плохо было. И по его приказу решили выдать порцию той самой жижи, которая вроде как Серафиме помогла. Терять уже все одно было нечего…
[1] Cujus regio, eius religio — (лат.) чья власть, того и вера.
[2] Патрон получил индекс.70/15, что означало «патрон 70-ого калибра с гильзой длиной 15 линий».
Часть 3
Глава 2
1713, февраль, 3. Москва
Царь выхаживал по комнате.
Большими, энергичными шагами. Грозно поглядывая на выстроенную по стойке смирно шеренгу лекарей, знахарей и прочих медиков. Всех более-менее опытных и знающих, которых он сумел поймать. Рядом на диване, укрывшись одеялом, сидел Алексей и грустно на них смотрел.
И ему было бы даже смешно, если бы не сильное чувство «испанского стыда» за всю эту весьма глупую ситуацию…
Когда Петр Алексеевич тяжело заболел аристократия заходила очень интересными кругами вокруг царевича. Про государя же, казалось, позабыли. Видимо списав и просто выжидая, когда лихоманка его приберет.
Единственным человеком, который развивал бурную деятельность и пытался хоть как-то вылечить царя, был его сын. На удивление. Даже Петр не верил в то, что видел своими глазами. Ведь его смерть делала монархом Алексея. И ему бы просто постоять со скорбным видом в сторонке. Но нет — вон — как ужаленный носился. Даже пару жалоб на него написали, дескать, одному лекарю зубы выбил, а другого из окна выкинул — аккуратно на кусты диких роз. Первый теперь отчаянно шепелявил, а второй так ободрался, словно его кошки дикие охаживали.
Зачем?
Царь не понимал.
Но запомнил. Сын ведь его с того света считай вытащил в ситуации, когда даже недостаточно расторопные действия вели Алексея к престолу. А ведь он мог вообще ничего не предпринимать. Или отправиться, например, в монастырь какой, чтобы «помолится о здравии родителя», то есть, тихо, спокойно и благочинно дождаться его смерти. Но нет… он так не поступил. Большего проявления преданности Петр и помыслить себе не мог.
Из-за чего многое переосмыслил.
Очень многое.