Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством
Шрифт:
Поэтому есть резон и право говорить о русских странах. Есть Центральная Россия, у которой свое лицо. Европейская Россия, по отношению к которой Сибирь была пристяжной, но соотношение меняется. Почему? Понятно — нефть, газ, золото, алмазы и так далее. Но ведь Европейская Россия может заново стать собой за счет интеллекта Питера и Москвы. За счет современных наукоемких отраслей и просто за счет развития культуры и интеллекта, который сконцентрирован здесь в больших масштабах, чем на Востоке. И пойдет не усреднение, а выравнивание. Но для этого нужен новый масштаб.
— Так ведь масштаб и есть исходный пункт. Почему бы не назвать его
— Весь вопрос о «российской нации» вбит в административно-бюрократическую теснину. Понятие «нация» до известной степени условное. Освободим его от восторженного оттенка: сказал «нация» и встал на цыпочки, руку на сердце и поешь гимн.
Нация — историческая случайность, ограниченная временем и пространством европейского региона. Мир не состоит из наций. Китай не нация, Индия не нация тем более. Украина и Казахстан не станут нациями никогда. Наполнение сакральным смыслом простого политического термина вообще путает карты. Что в ней священного, в нации? Да, так сложилось в Европе и США. Есть в этом свои преимущества, есть минусы. Минусы самодовольства, прежде всего… Но вижу, в тебе есть законный червячок сомнения.
— Сомнения оттого, что точка политической возможности для этого пройдена.
— Потому что регионализация пошла неверно. В рамках административной структуры она не реализует русский протоцивилизационный потенциал. России нет места в суверенных нерусских анклавах среди студня неопределившейся русскости. Протоцивилизационные различия существенней. И разговоры о сеператизме и федерализме неверны вообще. Вот, мол, как придет к власти прежняя номенклатура… А в Кремле какая сидит? Так лучше пусть будет власть на местах, где рядом с ней местный житель, который может сказать свое «фэ».
Но есть иное русло. Укрупнение до земель-стран, делающее возможным принципиально другую реинтеграцию. Беря за основу формы, типы, уклады человеческой жизнедеятельности русских, я вижу огромные различия. Дать культурную программу.
Политическим фактом является тупиковость этой России. И опасность рецидива «единой и неделимой» в рамках ядерного мира. Отталкиваясь от зачатков русской суверенности и отвечая существующей угрозе, мы ищем альтернативу. Альтернатива срабатывает через невозможность. Единая неделимая не несет будущего для России, она его лишает и она невозможна. Здесь — есть ресурс.
Мы формулируем некоторую не исключенность, с опережающей альтернативой. Как таковой ее еще нет. Но мы знаем, что регионы сами не выплывут к русскому цивилизационному уровню, пока мираж «Москва-Кремль» не растает. Тогда нас снова ждет булгаковский финал в гибнущей Москве. Либо мы успеваем предложить опережающую альтернативу русской суверенизации.
214. Множественность стран русского мира или «русский сионизм»?
— У политических промежутков есть свои обязательные повестки. Характер промежутка диктует нам промежуточную идеологию. Шокирую я тебя или нет, но России нужно что-то вроде русского сионизма. У евреев сионизм — это ведь идеология промежутка, кому религиозная, кому светская, а главное — предельно практичная.
— Она и объединяет, и вдохновляет… и вместе с тем никого не обязывает.
— Всеядность, ограниченная кратким списком ближних государственных задач. Чем русские хуже? Меня все больше занимает
— Если бы от меня зависело, я бы долбил в одну точку — множественности стран русского мира. Что конгениально твоему «русскому сионизму». Конкретизировал, привлекал внимание. И все время напоминал об этом как о русском проекте.
— Для такого нужен слишком глубокий разрыв с обычаями централизма еще на старте, а это добавочный риск. Перевод твоего философского концепта многоцивилизованности русского мира в регистр текущих задач довольно труден.
— Согласен. Критерии, логика, иерархия… Да, нелегко, конечно.
— Но мне это подсказывает, как двигаться дальше.
215. Россия-диаспора. Ксения Мяло и Зеев Жаботинский. Надо ли жить метеком
— Если новая европейская цивилизация в ее фазе критического самопреодоления обрела практическую реальность, то и Россия нашла способ обнаружения себя в Мире. Стало возможным сдвинуть с места цивилизацию, иначе обреченную на непреодолимый циклизм. За все это расплачивались окольными блужданиями и катастрофичными корректировками. Там, где кресты пересеклись, возник контур «цивилизации Россия». Обреченная оставаться прелюдией Европы и вскоре пропасть, она открыла ресурс самоудержания, надолго застряв в промежуточной роли. Но перестав быть европейской прелюдией, Россия становилась чем-то уже совершенно иным.
— Но Россия более не субъект. «Россия страдала», «Россия пыталась» — все это лишено смысла. 1991–1993 годы — достаточное основание запретить обороты речи, предполагающие, будто Россия еще что-то решает. Мы не решали ничего, хоть могли. Оказалось, что Россия была Россией в еще более несовместимых смыслах, чем Франция. Мы не дали ей стать суверенным субъектом — и нет смысла впредь говорить о «России».
— Ну почему? В пределах Российской империи Россия — субъект. Я имею в виду нетождественные, но взаимно пересекающиеся аспекты вступления в новое состояние — да, оно не состоялось. Но люди, которые в рамках нашего пространства все это делали, — люди не фикция!
Каждая из цивилизаций в той или иной степени катастрофична и гибельна. Свойство человеческого существования — протекать в виде смены типов гибельного развития. Всю историю цивилизаций нетрудно представить эволюцией гибельности. У этого не меньше оснований, чем представлять ее эволюцией прогресса или степеней свободы.
— Мы и находимся в ситуации реального выбора гибельности. Но может быть, сперва восстановим утраченное, а потом станем решать дальнейшие проблемы?
Давай рассуждать, как Жаботинский [52] : евреи вечно спорят об идеях, и как только восстановим Израиль, говорил Жаботинский, мы немедленно начнем дебаты по всем позициям. Но до восстановления ничто из этого нас не интересует. Капиталистическое или коммунистическое государство строить, когда нет никакого, — все это нас не касается. Нужна своя страна, и только внутри нее дискуссии получат смысл. Не пора ли и русским так рассуждать о России?
52
Владимир Евгеньевич Жаботинский (1880–1940) — лидер правого сионизма, поэт, писатель, переводчик.