Третий дубль (из сборника "Белая дурь")
Шрифт:
— Ну ты даешь! — Никонов помолчал несколько секунд. Потом сказал чуть даже удивленно: — Если всерьез — ничего! Кстати, раз уж тебе хочется…
— Хочется, хочется! — перебил приятеля Александр.
— Завтра я приглашен в один дом… Фамилия Ватагин тебе ничего не говорит?
— Эстрадный чтец?
— Это в прошлом, в прошлом. Миша Ватагин теперь пишет рассказы и сценки. А его жена… Ладно, завтра все сам узнаешь. В салоне Ватагиных очередной прием, будут люди, хорошо знающие пропавшего кумира.— Никонов засмеялся.— А может быть, появится и сам Леня Орешников.
Они
«Хорошенькая репутация у Орешникова! — усмехнулся Панин, положив трубку.— Никто не принимает всерьез его исчезновения. Только «хи-хи» да намеки на любовные похождения». Он никогда не был на концертах Орешникова, но то, что видел по телевидению, не приводило его в большой восторг. Голос — да! Сильный, красивый баритональный тенор. И некоторые песни он исполнял так, что за душу брало. Но его манера исполнения — прыжки, метания по сцене… Его наряды! Все это не совпадало с представлениями Панина о том, как должен выглядеть на сцене мужчина. Он не осуждал Орешникова, ему было достаточно того, что у певца хороший голос и серьезные песни. Мода меняется часто. И певец еще молод, у него все впереди. А пока, считал капитан, молодежь выбрала себе совсем неплохого кумира. Экстравагантность Орешникова, его манеру поведения на сцене Панин считал тонко рассчитанной игрой на популярность. Он относился к Орешникову серьезно, и первые суждения о певце людей из его среды обескураживали.
3
Ватагины жили на Староневском, напротив кинотеатра «Призыв». Поднимаясь на стареньком, расшатанном лифте, Панин в который уже раз спросил приятеля:
— Удобно ли без приглашения? Да еще менту?
— О чем ты говоришь! — отмахнулся Никонов.— Советский Мегрэ будет для них подарком.
— Только о том, что я…— начал Панин, но Валентин заговорщицки подмигнул:
— …Занимаешься поисками «кумира» — ни слова!
Как только они вошли в просторный, завешанный африканскими масками холл, заполненный беседующими гостями, у Панина рассеялись все опасения по поводу своего появления в этом доме.
Никонов расцеловался с бледной, анемичной блондинкой лет сорока. Потом представил ей Панина, не забыв упомянуть его французского коллегу. Блондинка, Елена Викторовна, оказавшаяся хозяйкой дома, посмотрела на капитана с одобрением.
— А где Мишель? — спросил режиссер.
Хозяйка неопределенно взмахнула рукой.
— Понятно! — улыбнулся Никонов.— На кухне режет бутерброды.
Мишель Ватагин, наверное, услышал голос Никонова и тут же появился в дверях кухни с огромным ножом в руках.
— Как ты, Валя, догадался, что я занят бутербродами? — улыбаясь, спросил он.— Неужели финская салями распространяет такой аромат? — Они обнялись.
Выглядел Ватагин довольно живописно: нож, передник с кружевами, на голове
— В том-то и беда, что никакого аромата. Просто я по опыту знаю — в этом доме отбивную не получишь.— Никонов повернулся к Панину.— Знакомься, мой школьный друг Алекс Панин. Ленинградский Мегрэ…
— Как же, как же, наслышан! — Ватагин протянул капитану руку.— Валентин про вас такие сногсшибательные истории рассказывает!
— Не верь, Саша, не верь! — торопливо, слишком торопливо запротестовал Никонов.— Ничего я ему не рассказывал. Михаил Арсеньевич мастер розыгрыша.
Ватагин понимающе усмехнулся и подмигнул Панину.
— Вы, ребята, распоряжайтесь тут. А я дострогаю бутерброды. Такую рыбку мне в Смольном, в столовой достали!…— Он пошел на кухню, но у дверей обернулся: — Валентин, ты у нас старожил, помоги Елене гостей занять, а Мегрэ пусть музыку наладит. Узнаем, кстати, как у них в милиции с музыкальной эрудицией.— Он хохотнул, довольный своей шуткой, и скрылся на кухне.
В огромной, на первый взгляд безалаберно обставленной комнате собралось уже человек двенадцать гостей. Все стояли небольшими группками, со стаканами аперитива в руках. Несколько молодых женщин устроились прямо на пушистом ковре — рассматривали толстый каталог «Нек-керман».
На приветствие Никонова ответили так, будто расстались полчаса назад — кто просто кивнул, кто помахал рукой. Елена Викторовна показала на поднос со стаканами. Аперитив был приготовлен на славу — крепкий, ароматный. С кружком лимона и со льдом. Панин с удовольствием пригубил, почувствовав пряный привкус итальянского вермута.
Валентин подвел его к столику, на котором стоял магнитофон. Показал, где хранятся кассеты.
— Разбирайся. А я пришлю тебе на подмогу красивую женщину. Ты еще ни на кого не положил глаз?
— Вали, вали отсюда,— проворчал Панин.— Без твоей протекции обойдусь.
Его задело замечание хозяина о милицейской эрудиции. «Тоже мне снобы! — сердито думал он.— Вот заведу вам сейчас песни гражданской войны!» Но ни песен гражданской, ни песен Отечественной войны в фонотеке семьи Ватагиных не было. Как не было, кстати, и у самого Панина. Зато, к своему удивлению, он обнаружил много фирменных записей настоящего джаза. Здесь были Луи Армстронг, Рей Чарльз, Глен Миллер и многие другие звезды, мастера регтайма и диксиленда. Капитан поставил кассету с записями Армстронга, и комнату заполнил хриплый голос певца.
Впечатление от вечеринки было такое, как будто присутствующие только что вышли из зала заседаний, где прослушали доклад, и теперь, разбившись на маленькие группы, обсуждают его в буфете. Большинство гостей — пожилые мужчины, лица некоторых были знакомы Панину по спектаклям и телепередачам. Женщины, очень заинтересованно обсуждавшие новинки западногерманской фирмы — словно собирались тут же встать и пойти за покупками,— не произвели на капитана впечатления. Были они какие-то блеклые, усталые. «Пришли сюда прямо со спектакля, что ли?» — подумал Панин. И в это время в комнату вошла еще одна дама — молодая, улыбающаяся блондинка, о которых, не вдаваясь в подробности, обычно говорят: прелестная. Мужчины отвлеклись от своих серьезных разговоров и шумно приветствовали ее.