Третий дубль
Шрифт:
Это была ритуальная фраза. Глебов прощался. Отрекался от него, и теперь он оставался один. Совершенно один. Роман почувствовал холодное отчаяние и вместе с тем не свойственное ему раньше упрямство. Если нужно заплатить даже такую цену, он ее заплатит! В конце концов даже учение КЖИ всегда было для него только средством.
Холодный ветер, перепрыгнув через ограду парка, поучался вдоль аллеи, шурша листьями, и, не долетев До скамейки, бессильно бросил людям под ноги пеструю охапку.
Глебов поднялся, повернулся к Роману и внимательно посмотрел на него. Посмотрел так, словно хотел надолго запомнить его черты.
— Я всегда знал, что рано или поздно это случится. Что ты уйдешь к своим звездам.
— Почему же я ничего не помню об этом?
— После аварии часть твоей памяти оказалась закрытой, психологические реакции, связанные с этой изолированой областью, ненормально болезнзнны. Все это напоминает искусно поставленный гипноблок с хорошей защитой. Проникать в него слишком опасно. Я надеялся, что позже, когда ты до конца овладеешь системой и сможешь полностью контролировать собственную психику, ты сам справишься с этим. Но ты уходишь слишком рано. Я всегда знал, что в конце концов ты уйдешь, и все же надеялся на время. После окончания третьего Цикла должна была измениться вся твоя структура ценностей, само сознание восприятия мира, я надеялся, что тогда ты переменишь решение…
— У меня нет выбора. Следующий конкурс может быть через пять, десять лет. Никто точно не знает, когда представится случай. Мне уже двадцать восемь, возраст стажера не должен превышать тридцати лет, я могу опоздать навсегда.
Они словно говорили на разных языках. Каждый о своем.
— Да, ты уже очень стар, — вместо иронии он услышал в голосе учителя непонятную грусть. — Да ты знаешь, почему я против?
— Нет.
— Это наша последняя встреча, и поэтому я могу сказать тебе все. Решение принято. Ты выбрал свою дорогу, и мои слова не имеют больше никакого значения.
Роман уловил в его голосе еще большую грусть, тоску, превосходящую его собственную, и ничем не сумел помочь; не нашлось нужных слов, только во рту пересохло, да предательски запершило в горле.
— Дело в том, что тебе нельзя больше проигрывать, каждый человек имеет определенный лимит неудач. Свой ты уже исчерпал, еще одно поражение, и ты уже не сможешь подняться, не хватит внутренних резервов для организации нового рывка. Слишком хорошо я тебя изучил. Ты и сейчас рвешься в бой не от хорошей жизни. Каждый человек живет внутри отведенной ему судьбой и его собственной волей клеточки пространства. Клеточка может быть большой или очень маленькой. — Учитель показал пальцами, какой может быть клеточка жизненного пространства и продолжил: — Люди тоже не одинаковы. Одни умещаются в эту клеточку, соизмеряют свои желания с реальным положением вещей. Другие — нет. Ты относишься ко вторым. Им всегда труднее живется. Я никогда не говорил тебе, почему так важно воспитать ученика?
Роман отрицательно покачал головой.
— Лет двести назад, когда открыли энергию КЖИ и впервые были приведены в определенную систему правила овладения этой энергией, делалось много попыток запретить ее или, по крайней мере, поставить под контроль правительства. Но потом оказалось, что людей, способных овладеть этим искусством, меньше одной тысячной процента, и правительство потеряло к нам всякий интерес. При таком ничтожном количестве само собой должно было получиться так, что со временем об энергии КЖИ попросту забудут, и ничего не нужно запрещать — достаточно умалчивать… В общем, эта тактика имела успех, но не полностью, и только благодаря тому, что к формальным правилам и упражнениям со временем прибавились определенные моральные
— «Каждый изучивший систему КЖИ обязан в течение своей жизни найти и воспитать ученика», — тихo процитировал Роман.
— Вот именно — «обязан». Но это легко сказать, а где его найдешь, ученика? Если на миллион людей лишь один рождается с врожденной способностью к овладению энергией КЖИ? Да к тому же не подозревает о своих способностях. Мне просто повезло… Второго такого случая не будет, и теперь ты понимаешь, как трудно мне терять тебя.
— Я не собираюсь никуда уходить. Я могу продолжать учение.
— Не можешь. Вернее, не сможешь. Потому что провалишься на этом конкурсе-поединке… Ну-ка, сказки мне основное правило изучающего систему КЖИ?
— «Обучающийся не должен ни в процессе обучения, ни после овладения основными приемами и силами энергии КЖИ использовать их во вред людям или какому бы то ни было живому существу…»
— Это одно из самых старых правил, и относится оно не только к нашей системе. Его открыли еще тибетские мистики, и с тех пор оно присутствовало в большинстве философских систем, так или иначе изучавших космическую энергию. Но из этого правила есть два исключения, о которых я не имел права говорить тебе раньше. Первое из них гласит, что ты можешь использовать приемы системы против живого существа или человека в том случае, если от них исходит непосредственная угроза твоей жизни, но только для ликвидации этой угрозы. И второе: ты можешь использовать все силы системы против тех, кто пользуется ею во вред жизни. Второе правило, насколько я понимаю, имеет чисто протокольное значение. При существующей сложности овладения приемами КЖИ, при ее ничтожной распространенности, да еще учитывая связанный с этим риск, вряд ли тебе придется когда-нибудь встретить такого противника. И тем не менее, прощаясь с тобой, я был обязан сказать это.
— Почему ты оставляешь меня в самый сложный момент моей жизни? Ведь в твоей власти изменить все, ты же знаешь…
— Именно поэтому. У тебя свой путь. Я не имею права вмешиваться. Если сейчас тебя остановить, ты никогда этого мне не простишь. Только сам — через горечь поражения или радость победы — ты найдешь свою дорогу, я не зря воспитал хорошего ученика.
Он встал и пошел по хрустящим листьям, не оглядываясь. Прежде чем Роман понял смысл последней фразы, сказанной учителем на прощание, прежде чем наступило само это прощание, тот уже скрылся за поворотом аллеи, и только ощущение добра и печали осталось рядом с Романом, словно учитель никуда не уходил, и он знал, что воспоминание об этом останется с ним навсегда.
Глава 4
В восемнадцать двадцать капитан Ивон Ржежич, выполняя просьбу Райкова, был у дверей операторского зала. Райков, естественно, опаздывал. Он всегда опаздывал, если не считал встречу чересчур значительной, и Ржежич, несмотря на двенадцать лет знакомства, все никак не мог понять, откуда это у него — от безалаберности или от потаенного презрения к людям? Ивон привык к порядку, любил его и не скрывал это. Люди, не отличавшиеся этим качеством, редко задерживались в космофлоте. Он же отдал ему четверть века — лучшую часть своей жизни, а теперь вот Славка Райков, его бывший ученик, разгильдяй и демагог, заставляет себя ждать.
Райков появился, когда стрелки часов показывали без десяти семь. Вид у него был виноватый, почти заискивающий.
— Прости, пожалуйста. Совершенно замотали в управлении. И нога, как назло, разболелась, еле дошел до авитрона. Ты уж извини…
Каждый раз он так искренне сожалел о случившемся казусе, что на него положительно невозможно было сердиться.
— Зачем я тебе понадобился?
— Да просто захотелось увидеть старого друга.
— Славка, перестань финтить. Говори сразу, в чем дело?