Третий фронт. Партизаны из будущего
Шрифт:
— Не помню уже…
— Это плохо. Антибиотиков опять же нет. Хоть бы какой-никакой стрептоцид… Ладно, будем надеяться, пронесет. А вообще как? Не тошнит? Зрение не двоится? Нет? Ну и то хорошо.
— Жить будет, — сказал я Сане. — Где Степан?
— Да вон лежит.
Так, этот посложнее. Степан уже пришел в себя, но взгляд… Взгляд мутный, блуждающий… Ну, видимых повреждений не видно. Вероятно, контузило.
— Саня, тут, похоже, контузия. Точно не скажу, сам понимаешь, ни фига нет. Давай его на носилки. Придется ему попутешествовать лежа. И поспрашивай там солдат — может, кто санинструктор или еще что. А то я сам зашьюсь.
Я пошел дальше, осматривая раненых. Ох, не хотелось
Кто-то открыл банку с тушенкой и сунул мне. Вторую такую же, кажется, сунули Олегу. Сидим мы — едим. Мужики, те, которых мы освободили, ходят кругами — косятся. Наши все заняты, а Букварь снова смотался. Двужильный он, что ли? После такого боя еще в разведку умотать! Олежек весь в крови, голова в бинтах — страшный как черт, сидит, лыбится, тоже на меня поглядывает. Наверно, надеется, что меня стошнит от его вида. При всех показать ему средний палец как-то неудобно. Кто его знает, что этот жест в сорок первом означал? Поэтому просто скрутила дулю. Так оно как-то всеисторично, что ли?
Олег чуть не подавился от хохота. Дернулся и тут же схватился за голову.
— Извини, — пробормотала.
— Да ладно, — попробовал улыбнуться он.
— Хреновый из меня командир. — Я вздохнула. — Вон, все знают, что делать, а я — нет. Товарищ Иванова — просто дура.
От еды мысли появляются. Иногда даже дельные. Правда, не вовремя.
— Олег, — позвала я.
Он оторвался от еды и посмотрел на меня.
— Слышь, а мы в их стереотипы не вписываемся…
— В чьи? — не понял он. — В какие стереотипы?
— В психосоциальные.
Н-да, это только раненому в голову человеку сейчас до моих рассуждений! Но меня уже понесло:
— Понимаешь, они привыкли к стереотипам. В общении, в поведении. Если военный — должна быть субординация. А мы — все по именам, а то и вообще по никам с форума. Без всяких там «товарищ лейтенант, разрешите обратиться». Для них — это шок. Они нас не могут вписать в свой «табель о рангах». Если мы военные — должны ходить строем и бегать по приказу. Если гражданские — тут их тоже клинит. Не могут гражданские так воевать. И еще это своеволие в передвижениях и командовании. Каждый делает, что хочет. Для нашего времени — это норма, а они про креатив еще лет шестьдесят слышать не будут. В общем, либо мы меняем их, либо меняемся мы. А оно не получится. Меняться. Мы все делаем индивидуально, реализуя одну цель. А в этом времени все делают однотипно, реализуя только свою часть приказа. А дальше — все!
— Ну, значит, будем воспитывать молодежь… — констатировал Олег. — Хотя эта молодежь по году рождения нам в деды-прадеды годится, но все ж… Да и выходить к своим рано нам еще. Слабы мы, не выйдем.
Ладно, винтовка сломана, подберу другую, и наганы поднять надо, автомат тоже. Блин, сколько я бредил?! Что, Тэнгу ко мне не подпустил никого? Получается, так. И оружие все подобрали, и наганы мои, и автомат кто-то прихватил. Ладно, пойду в лагерь. Ага, вот и наши сидят, обсуждают чего-то. Подхожу к Нике и говорю: «Командир, я без оружия остался, и… А чего на меня все так странно смотрят?»
— Ребята, на пятиминутку соберитесь, пожалуйста! — попросила я.
Собрались все, кроме Степана, у которого «постельный режим».
— В общем, так, — говорю, — первое — на запад так на запад. Мы сейчас находимся на перекрестье дорог Барановичи — Бобруйск. Двигаться надо по дороге. Справа у нас болото — причем конкретное болото. Слева параллельно нам дорога Слоним — Брест. До самого Бреста полторы сотни кэмэ. По дороге. Будем изображать колонну поврежденной техники с пленными — а как мы еще объясним советских солдат в колонне? Кстати, надо идти нагло и быстро — всех встречных, которые уж очень будут нами интересоваться, — валить, если сможем. А большие колонны нами интересоваться не будут. Им не до нас. Это психология большой и малой рыбы. Маленькой до всего есть дело, а большой по фиг — она крута и от этого тащится.
— Два, — продолжила я, — давайте разберемся, что у нас с пополнением. Не надо забывать, что они хоть и солдаты и привыкли к подчинению — это все-таки люди, а не куклы. Они могут не быть готовыми играть в наши игры. Приказать мы можем, но тоже — разберутся, что к чему, и пошлют нас лесостепной полосой! Так что надо или сейчас их кратко вводить в курс дела, или «расставаться друзьями». Вот так, мужики! Хотелось бы услышать мнение общества, и не тяните… времени, сами понимаете, ни хрена не осталось.
Пока группа готовилась к маршу и распределяла роли, я решил проехаться по дороге в сторону, противоположную предполагаемому курсу.
Когда вернулся, колонна уже выстроилась и приготовилась к движению. Подойдя к «засланцам», стоявшим отдельной группой и что-то обсуждавшим, я тихо сказал:
— Есть три новости. Первая, снарядов к пушке в моем гробике больше нет. Вторая, инфу по оперативной обстановке из компов можно смело удалять, минимального воздействия не получилось. Ну, и третья — дайте «Мемуары солдата» почитать, пока ноуты живые, если есть у кого… И еще, сигаретой угостите, я за обратную дорогу пять штук выкурил, больше нет.
— Ну, почитай, — протянул Олег, видимо, голова у него болела все сильнее. — На диске D лежат, в папке «мемуары»… а чего это тебя пробило-то на это чтиво? И почему сводки выкидывать? Да и читай так, чтоб красноармейцы не увидели, с ЧЕГО ты читаешь!
В ответ на слова Олега я кивнул на стоявший в стороне броневик, на броне которого был привязан труп.
— Документы я проверил… Да и портрет раньше видел, поэтому и проверял… Смотреть будете? Или тут бросим? Там, внутри, еще МГ, снятый с мотоцикла охраны. БТР сгорел, да и страшно к нему подходить было, ничего не снял.