Третий фронт. Партизаны из будущего
Шрифт:
— Я ж без задницы останусь! — вскричал я.
— Ничего, — ответил Карбышев, — тяжело в учении… Так быстрее, а то вы только к осени вернетесь, — генерал аккуратно стряхнул Тэнгину морду с колена и добавил: — Идите знакомьтесь с группой. И с конем! Выход завтра с утра.
С группой меня познакомил Паша, хорошие ребята, пограничники, кавалеристы. Всего десять человек, включая Соловьева. А еще мне показали лошадь, на которой мне придется ехать, кобылу по кличке Стрелка. Я скормил ей пару кусочков сахара и погладил.
Потом начались уроки верховой езды, жуткий позор для меня и источник веселья
— С седла, надеюсь, ты не свалишься, а остальной премудрости научишься в пути. Можем отправляться. Так и скажи товарищу генералу, — и я пошел докладывать.
В генеральском блиндаже кто-то орал, причем голос был женский, орали на Карбышева.
Это сильно не понравилось Тэнгу, Дмитрия Михайловича он уважал. Малыш протек в дверь, и внутри стало тихо, я вошел следом. Незнакомая женщина, бледная и испуганная, стояла у стенки и глядела на Тэнгу. Пес не рычал, он просто демонстрировал зубы. Все.
— Вам лучше уйти, — сказал Карбышев женщине и кивнул мне на скамейку, предлагая садиться. Та поняла намек и исчезла.
— Эта баба меня доконает, — произнес генерал. Я чуть со скамейки не навернулся. Он продолжил: — Артистка! — слово прозвучало как ругательство.
— Артистка, приехала в Брест перед войной на гастроли и застряла здесь. Требует предоставления «человеческих условий» или немедленной отправки в Москву на самолете.
Я не выдержал:
— …Снимайте к черту с бабушкою роль Галадриэли И замените Бабою-Ягой. Пускай она народная артистка, Да-да, я помню, чья она жена. Но к ней же комары в лесу не подлетают близко, Настолько вся… прекрасна и нежна.— Что это? — удивился Карбышев.
— Стихи, — ответил я, — «Рабочая пятиминутка на киностудии во время съемок фильма «Властелин Колец».
— А дальше?
— Тогда пропали три постельных сцены. Почти на четверть станет меньше их. И, кстати, та, где Селеберн, узнавши про измену, Нунчаками забил троих своих.В углу тихо кисла от смеха Наташа Горбунова, исполнявшая роль штабной машинистки, перепечатывавшая информацию с ноутбуков и с книгами Толкиена уже знакомая.
— Ладно, — сказал генерал. — Группа к выходу готова?
— Да, — ответил я. — Завтра выступаем.
— Ну, желаю удачи, — сказал Карбышев, — возвращайтесь.
Вылез я из недостроенного капонира, который мы под тир приспособили, весь очумевший от стрельбы, поскольку отстреливал очередную партию «стэнов» и отремонтированных машингеверов, сижу, курю. Тут смотрю — суета какая-то, народ с носилками. Пошел туда, посмотреть, что случилось. Гляжу — Нику
— Что случилось? — спрашиваю. — Где это тебя так зацепило?
…Из санчасти от Ники меня прогнала докторша, чтобы не нарушал покой раненых и больных.
Случилось это в самый разгар подготовки к частичному рассредоточению. Сначала Ника… Поймали их немцы. Качественно поймали. Снайперов нет, «товарищ Иванова» — в госпитале. Настроение — не то чтобы подавленное, скорее отрезвленное. Вот ведь интересно — вроде все понимают, что на войне, кое-кто и в нашем времени в войнах участвовал, а все же успели увериться — нас не убьют, мы не отсюда. Осталось только пулям об этом сообщить.
Но это осталось там, в базовом лагере. А сейчас мы под командой лейтенанта Васильева движемся по лесным дорогам. И только сейчас начинает доходить — насколько все же мы недооценивали своих предков. Сейчас я иду, скорее, как бесплатное приложение к технике и оружию.
Пока мы готовили технику, в лагерь принесли Нику. Принесли потому, что она была ранена, а часть ее группы вообще не вернулась. Ну, Нику я решил пока не трогать. Вот вернусь и выскажу все, что думаю. Пусть только выздоровеет. А вот то, что я пообещал фрицам с ними сделать… Если бы они это услышали, наверное, сдались бы все оптом и поскорее, чтоб я не успел воплотить ничего из обещанного в жизнь.
Выдвинулись мы из лагеря на закате. Дорога до польской территории заняла пару суток. Но обошлось без приключений. Хотя на переправе пришлось понервничать. На польскую территорию успели перегнать оба танка и как раз собирался отправиться в рейс первым броневиком, как дозорные предупредили о воздушной опасности. Но повезло, и нас не засекли. После чего оба броневика и зенитка тоже попали на польскую землю.
— Ну что, народ, — сказал я, — вот мы и в Польше. Тут нас точно не ждут. Да, — обратился я к нашему связисту Станиславу Бойко, — передай нашим, что мы переправились.
После чего, удалившись на пару десятков километров от границы и углубившись в лес, встали на отдых до вечера. Но отдохнуть нам не дали…
— Командир, вставай…
Открыв глаза, я увидел Ивана.
— Что?
— Немцы!
Пойдя за ним, я достал бинокль и посмотрел, кого же там принесло-то.
— Б…дь! Принесло ж… у…ов на нашу ж…пу. Они нас тут точно найдут. Мать!!!
И было от чего ругаться. Мы умудрились встать на отдых метрах в четырехстах от вырубки и, естественно, днем немцы приехали на нее. И ладно бы, если бы их одних принесло. Два десятка мы могли упокоить быстро и качественно. Нас-то было шестьдесят человек. Особенно с учетом того, что связи у них с собой не было. НО! Они пригнали на лесоповал пленных… Польских пленных… Количеством около сотни. И вот они-то и были проблемой. И не расстрелять — не воюем мы с поляками, и не отпустить — могут сдать. А пойдут ли они с русскими? Это вызывало сомнения. Хотя шанс был и на это. Эти мысли я и озвучил вслух: