Третий король
Шрифт:
— Такси ни разу не остановилось. Ни на секунду. Но когда оно наконец подъехало к отелю, то выяснилось, что Грубера там нет.
— А чего они ждали? Неужели надеялись, что человек, который организует кражи картин по всему миру, покажет им свои бухгалтерские книги или же станет заключать свои сделки в присутствии нотариуса?
— Похоже на то, шеф. Австрийцы всегда удивляются, когда кто-то нарушает законы.
— Вы хотите сказать, что мы, в отличие от них, удивляемся, когда их кто-то не нарушает при малейшей же возможности? Продолжайте же.
— Это почти все. Как я уже сказал, Грубера в такси не оказалось. В нем сидела молодая элегантная женщина, стройная и невысокая, в то время как Грубер рослый, плотный, и ему лет шестьдесят,
— Изумительное превращение!
— Молодая дама спокойно ушла, потому что у ее преследователей не было оснований или же приказаний для проверки у нее документов. Такси все-таки под каким-то предлогом осмотрели, но Грубера там, ясное дело, не нашли, хотя заглянули даже в багажник.
Молодой человек невольно улыбнулся, но тут же вновь принял серьезный вид.
— Итак, он бесследно исчез. — Дидо понимающе кивнул. — И теперь немцы вместе с австрийцами озабочены тем, что Грубер сидит себе где-то в Вене и инструктирует своих молодцов. Так, Галерон?
— Похоже что так, шеф.
— А вы что обо всем этом думаете?
— Я думаю то же самое. Мне кажется, что у Грубера не могло быть иной причины отрываться от преследования. Поездку в Вену он заранее не планировал, потому что заказал билет прямо при Гомесе из своей виллы. Немцы все тщательнейшим образом проверили.
— Итак, что мы имеем? Гомес прилетает из Южной Америки к Груберу и привозит с собой фотографии трех полотен Риберы, причем два из них находятся в коллекции его клиента, а третья, принадлежащая полякам, становится предметом переговоров двух знатоков. Расставшись с Грубером, Гомес возвращается в свою Южную Америку, а Грубер летит в Вену. Отсюда вытекает, что они ударили по рукам, и теперь дело только за тем, чтобы украсть польского Риберу и передать его миллионеру — нанимателю Гомеса.
— Конечно, шеф. Это, кажется, ясно. Кроме того, Вена совершенно естественный плацдарм для банды, орудующей в Польше. В австрийскую столицу ведет множество следов, и, можно полагать, туда свозятся для передачи клиентам произведения искусства, похищенные не только в Восточной Европе, но и в Италии. Впрочем, в данный момент это не столь важно...
— Верно, — опять кивнул Дидо. — Сейчас важнее всего необычайно четкий след, оставленный похитителями еще до преступления.
Признаюсь, шеф, меня это смущает. Грубер никогда не оставлял за собой даже тени того, что можно было бы назвать следом. Самым примечательным представляется мне вот что: и немецкая полиция, и Интерпол прекрасно знают Грубера как авантюриста высочайшего класса: вероятно, что именно он возглавляет ту огромную банду, жертвами которой пали в последние годы несколько европейских музеев. При этом, как видите, он нимало не встревожен, живет в покое и довольстве и чувствует себя отменно. Абсолютно ясно, что для его ареста, судебного процесса, вынесения приговора и ликвидации всей группы потребуются железные доказательства, чтобы их не могла опровергнуть целая армия адвокатов, которую мобилизует Грубер в момент опасности. То же, что мы имеем сейчас, как-то слишком просто, правда?
— Не так-то и просто, — покачал головой Дидо. — Даже если бы мы наверняка знали, что Гомес прилетел к Груберу и предложил ему круглую сумму за «Третьего короля», даже если бы мы были уверены, что Грубер согласился на эту сделку и отправился в Вену обговаривать со своими компаньонами ее детали, то это само по себе еще ничего не значит. Во-первых: как известно, Грубер в Вене бесследно исчез через несколько минут после прилета, и австрийская полиция никогда в жизни не докажет, что он появился в Австрии не за тем, чтобы, к примеру, послушать старый вальс в одном из тех прелестных крохотных ресторанчиков над Дунаем, которые, скажу вам по секрету, я сам обожаю. Во-вторых: допустим, что польская картина похищена... Ведь и тогда ни один прокурор в Европе не возьмется выступить с обвинением против Грубера, который, держу пари, будет в день похищения или на яхте, бороздящей воды Средиземного моря, или на обследовании в солиднейшей штутгартской клинике. И хоть бы мы даже раскинули сеть и некто, пожелавший украсть «Третьего короля», попал в руки польской полиции, гарантирую вам, что на следствии он и словом не обмолвится о Грубере. Много раз члены этой банды оказывались на скамье подсудимых, и хотя всегда было абсолютно ясно, что орудовали они не в одиночку, никто из них не выдал своих сообщников. Они исходили из того, что лучше отсидеть и вернуться потом под опеку своей организации, чем дать показания, выйти на волю — и погибнуть в первом же закоулке. Эти люди, Галерон, не продают из принципа. Каждый знает: пока они отбывают наказание, их семьи не голодают. А еще им известно, что за молчание их ждет награда, а за болтливость по их законам полагается возмездие, которого не избежать.
Банда, обладающая такими связями и капиталами, всегда сумеет настигнуть предателя, скрывайся он хоть в экваториальных джунглях или в эскимосском иглу в полумиле от полюса. Если бы дело обстояло иначе, милый мой Галерон, то Грубер не гулял бы сейчас по Вене, а давно бы отдыхал в тюрьме одного из континентов нашей не такой уж маленькой планеты.
— Это все так, шеф, но...
— И еще кое-что. Вся ваша гипотеза зиждется на одном-единственном факте — на содержимом конверта, найденного в чемоданчике этого самого Гомеса. Так?
Галерон кивнул.
— А вам не приходило в голову, — продолжал Дидо, — что такая старая лиса, как Грубер, мог просто предвидеть обыск ручной клади Гомеса? Он мог дать ему три заранее заготовленные фотографии, а разговор их при этом шел о какой-нибудь не известной нам картине, находящейся в Тироле, Милане или даже здесь, у нас под носом, в Париже.
— Да, шеф. Я тоже подумал: не хотят ли они нас таким образом пустить по ложному следу? Но...
— Но...
— Но они могли пренебречь осторожностью. Такое вполне вероятно. Гомес, насколько я знаю, в ладах с законом. Почему он должен был ожидать, что международная полиция столь быстро отреагирует? В конце концов, судя по тому, что Грубер заказывал билет на самолет в Вену прямо при своем госте, он понятия ни о чем не имел до появления Гомеса, который показал эти три фотографии и обратился к Груберу с предложением. Сомневаюсь, что дела подобного рода предварительно обсуждаются письменно. Кроме того, шеф, даже если это и ложный след, то... — он запнулся и замолчал.
— Вы хотите сказать, что мы ничего не теряем, потому что ложный след — это тоже след, а еще вчера у нас не было и того?
— Да, шеф, именно так. Надо идти по следу, не думая о том, ложный он или нет.
— А вы точно знаете, что хотите сказать словами «пойти по следу»?
— У меня пока нет подробно разработанного плата, но, полагаю, для начала надо заняться этой картиной, так как Грубер тоже наверняка ею займется. Самого же Грубера я предлагаю на время выбросить из головы, но при этом не забывать о нем, если можно так выразиться. Пускай себе спокойно живет на своей шикарной штутгартской вилле, не страдая от бессонницы и отсутствия аппетита, в уверенности, что ни один полицейский в Европе не может положить ему на плечо руку и произнести ту заветную формулу, которую он уже давно должен был бы услышать. Пускай...
— Отлично, Галерон. Вам бы писать дешевые романы для юных девиц. Вы склонны к мелодраме и не заставите своих читательниц перенапрягать мозги. Я чуть не прослезился. Но что же дальше? Разумеется, надо сообщить полякам о возможном похищении картины. К сожалению, я не вижу никакой связи между этим фактом и самочувствием герра Грубера. Не считаете же вы, что этот добропорядочный господин вылетит в Польшу и даст поймать себя служителям закона при попытке вынести под полой «Третьего короля»! С моей точки зрения, прежде чем входить в контакт с поляками, следует сделать еще кое-что со своей стороны.