Третий период
Шрифт:
Что касается моего личного тренерского опыта, считаю его весьма скромным. Работать с ребятами в школе-интернате – это ведь совсем другое дело. Порой чувствуешь себя больше нянькой или отцом, чем тренером. Хотя команды моих юношей и добивались дважды успеха всесоюзном первенстве, я не думаю, что об этом надо рассказывать подробно, потому что это рядовая педагогическая работа, которой занимаются многие сотни тренеров в нашей стране. Скажу одно: дети еще больше, чем взрослые, требуют нашего внимания, понимания, справедливости и полной отдачи.
Глава IV
Уроки, полученные мной в сборной команде страны. Выступления на различных турнирах самого высокого ранга. Это и есть высшая школа большого хоккея.
В первый раз меня включили в сборную РСФСР, которая отправилась на игры с так называемыми полупрофессиональными клубами в Англию. В то время англичане задавали тон в европейском хоккее, их сборная даже владела титулом победителя континента. «Международная биография» отечественного хоккея в 1957 году еще только начиналась. Да и моя хоккейная биография тоже.
Мне, 19-летнему пацану, ничего в общем-то не видевшему до этого, кроме своего Автозавода да хоккейных коробок некоторых других городов, было чрезвычайно лестно играть в одной команде с такими асами советского хоккея, как Альфред Кучевский, Юрий Крылов, Михаил Бычков, уже носившими звание чемпионов мира и Олимпийских игр. Играли тогда и будущие звезды, с кем позже мы бок о бок сражались в сборной страны: Эдуард Иванов и Виктор Якушев. Рядом в той поездке был и мой ближайший друг Лев Халаичев.
Это придавало мне уверенности. Взяли меня запасным вратарем. Я понимал, что взяли авансом, потому что особых заслуг у меня не было. А первым голкипером в той команде считался ленинградец Станислав Литовко.
...И вот – Лондон.
Нас поселили в отеле близ Гайд-парка, куда мы наутро побежали на зарядку.
Первые мои впечатления об Англии настолько яркие, что кажется, как будто это все было вчера. Меня многое удивляло, хотя я не показывал виду. Удивило правостороннее движение. И то, что полицейский, когда мы переходили улицу, перекрыл движение транспорта.
После завтрака мы пошли на знаменитый «Уэмбли» посмотреть коробки, где предстоит играть. Они были узкие, яйцеобразные, непривычные. Но первый матч с «Уэмбли лайонз» мы все равно выиграли – 2:1.
А вскоре я потерял своих ребят и заблудился в Лондоне. Мне стало не по себе: один в чужом мире. Не в чужом городе, а именно в чужом мире! Помню, вышел на знаменитую лондонскую площадь (как потом уже мне объяснили) Пикадилли: куда же я, думаю, попал? И неприятный холодок прошелся по спине... Когда недалеко от отеля встретил своих ребят – отлегло.
Однажды после игры к нам с Литовко (мы со Станиславом и жили в одном номере) привязался какой-то корреспондент, говорил, что Краснов – брат белого генерала Краснова. Все интересовался, почему мы, украинцы, играем за РСФСР. Еле отвязались.
Приходя каждый раз к себе в номер, мы включали приемник и слушали Москву – становилось как-то легче на душе: чужой мир отодвигался от нас, и мы чувствовали себя спокойней, ближе к Родине.
В Англии мы впервые увидели европейских канадцев. Было интересно – их манера игры здорово отличалась от нашей. Во встрече с ними – это была команда «Харрингей рейсерз» – меня поставили на последние десять минут. В последнюю десятиминутку мы сравняли счет, я не пропустил ни одной шайбы, и матч закончился вничью. А игра эта запомнилась мне еще и тем, что один из канадцев так щелкнул по воротам, что пробил мне ловушку. «Вот это удар!» – подумал я тогда с восхищением.
Пять игр сыграла сборная России с пятью различными клубами в Лондоне, Ноттингеме, Брайтоне и Глазго. Три матча мы выиграли, один проиграли и один, как я говорил, свели вничью.
И хотя это была еще не высшая школа, а как бы подготовительный курс, впервые я испытал, какая ответственность ложится на спортсмена, когда он выступает за рубежом. Даже на словах это трудно передать.
Возможно, не было бы у меня такой уверенности в том первом матче с канадцами из «Чатам мэрунс» в Москве, о котором я уже рассказывал, если бы не поездка в Англию. Впрочем, эти события разделяют ровно три года. За это время я уже утвердился на первых ролях в «Торпедо», опыта вратарского набрался в играх с лучшими командами страны.
А если говорить о самом первом уроке в высшей школе, то это была поездка по Соединенным Штатам, открытие хоккейной Америки. Да и Америка-то, по сути, открывала для себя советский хоккей. Понятным было и внимание к нашей молодежной команде со стороны местных газетчиков. Они неотступно следовали за нами, интересовались буквально всем.
Прилетев в Нью-Йорк, мы попали на матч профессиональных команд «Детройт ред уингз» – «Нью-Йорк рейнджерс». Игра нас потрясла. Причем не только откровенной грубостью, хотя мы подобного прежде не видели, но и отточенностью действий, великолепной игрой вратарей. За ними я следил особенно пристрастно. Да и потом долго вспоминал хоккей в исполнении профессионалов. Постепенно, с годами, присмотревшись к ним основательно, я понял, что нам вполне по силам сражаться с ними и даже побеждать. Что и доказали первые же матчи со сборной НХЛ в 1972 году.
Очередной матч проводили в Миннеаполисе, с университетской командой. Тренировал ее в то время известный в прошлом американский хоккеист Джон Мариуччи. В его команде канадцев не было. Но после того, как ребята Мариуччи уступили нам довольно много – 2:10, тренер пошутил с горечью: «Все-таки лучше, когда играют канадцы».
Там, в Миннеаполисе, и встретили Новый год. Впервые так далеко от дома. Собрались в ресторане, тренеры поздравили ребят, а Николай Семенович Эпштейн приготовил нам сюрприз: на огромном подносе принесли что-то завернутое в фольгу. Мы ожидали увидеть нечто необычное, но в фольге оказалась... обыкновенная печеная картошка. Весело было – в бокалах молоко, а на тарелках – печеная картошка... Потом много раз встречал самый домашний и веселый праздник на чужбине, иногда даже в самолете. Но впечатления от той встречи Нового года за океаном запомнились больше всего.
Вручили мне в Миннеаполисе новогодний подарок: вратарскую ловушку. Это было приятно – получить столь необходимый каждому вратарю атрибут, да еще «фирменный», да еще из рук Джона Мариуччи, человека добропорядочного и доброжелательного.
Почему именно ловушку? Тут дело вот в чем. В то время качественного хоккейного инвентаря у нас не хватало даже для всех команд мастеров. Что уж говорить о молодежных составах, пусть даже молодежной сборной страны. Разумеется, полевые игроки в меньшей степени ощущали недостаток защитной амуниции – они делали щитки из дюралюминия, что-то подкладывали, сшивали, сваривали. В общем, как-то выходили из положения. У нас же, вратарей, дефицитным было все, за что ни возьмись: и перчатки, и ловушки, и клюшки, и ботинки, и щитки... Тогда Богинов и решил приобрести мне настоящую ловушку. Узнал об этом Мариуччи – особого труда для этого не требовалось: слишком живо интересовался советский тренер хоккейным снаряжением в спортивных магазинах. Вот и решил сделать для команды – не для меня персонально – рождественский подарок.