Третий рейх на наркотиках
Шрифт:
Известный врач с Курфюрстендамм
В одну из ночей 1933 года на табличке с именем врача на двери дома на Байройтштрассе в берлинском районе Шарлоттенбург кто-то намалевал краской слово «еврей». На следующее утро имя врача, специалиста по кожным и венерологическим заболеваниям, было невозможно разобрать – читалось лишь время приема: «Будни 11–13 и 17–19 часов, кроме второй половины дня субботы». Тучный, плешивый доктор Теодор Морелль отреагировал на это самым неподобающим образом, что было весьма типично для того времени [48] . Он поспешил в ближайшее отделение НСДАП, дабы предотвратить дальнейшие враждебные по отношению к нему действия подобного рода. Ибо Морелль не был евреем: штурмовики ошибочно заподозрили его в принадлежности к этой нации из-за смуглого цвета кожи.
48
45% врачей, что
Вскоре после того, как доктор Теодор Морелль вступил в НСДАП, его практика пошла в гору. Он переехал в солидное здание эпохи грюндерства на углу Курфюрстендамм и Фазаненштрассе. Кто содействует власти, тот получает прибыль – Морелль хорошо усвоил эту истину. Между тем к политике этот тучный гессенец не имел никакого отношения. Самое большое удовлетворение он находил в том, чтобы его пациент почувствовал себя лучше, выплачивал ему солидный гонорар и в скором времени обращался к нему вновь. Дабы гарантировать такое развитие событий, Морелль разработал стратегию, которая давала ему преимущество в конкурентной борьбе за состоятельных клиентов перед другими врачами с Курфюрстендамм. Очень скоро его частная практика стала одной из самых прибыльных в западной части германской столицы. Имея в своем распоряжении самое современное медицинское оборудование – аппараты для диатермии и лучевой терапии, четырехкамерную ванну, высокочастотный рентгеновский аппарат, все почти полностью приобретенное на деньги своей супруги, – Морелль, бывший корабельный врач, работавший в тропиках, со временем стал преуспевающим столичным доктором. Макс Шмелинг, актриса Марианна Хоппе – спутница жизни Ганса Альберса, всевозможные графы и дипломаты, успешные спортсмены, воротилы экономики, корифеи науки, политики, половина деятелей киноиндустрии – все они валом валили к Мореллю, который использовал прогрессивные методы лечения, как утверждали злые языки, в борьбе с несуществующими болезнями.
Отличавшийся эгоцентризмом и хитростью модный доктор был первопроходцем в такой сфере, как использование витаминов. В те времена было еще мало что известно об этих невидимых помощниках, которые организм не может производить сам, но в которых он остро нуждается при определенных процессах обмена веществ. Будучи непосредственно введенными в кровь в условиях дефицита питательных веществ витаминные добавки творят чудеса. Именно на этом основывалась стратегия Морелля, с помощью которой он вынуждал пациентов хранить ему верность, и, если действие витаминов оказывалось недостаточно эффективным, он подмешивал стимуляторы кровообращения: мужчинам – вероятно, немного тестостерона, обладающего анаболическим действием, для роста мышечной массы и повышения потенции; женщинам – экстракт красавки в качестве энергетической добавки и для того, чтобы их взгляд приобретал гипнотическую красоту. Если к нему приходила меланхоличная театральная актриса, чтобы унять волнение перед премьерой в Адмиралспаласте, Морелль без колебаний брался своей волосатой рукой за шприц, а ему якобы не было равных в искусстве инъекций. Ходили даже слухи, будто его укол невозможно почувствовать – и это при немалых размерах медицинских инструментов того времени.
Молва об успехах Морелля распространилась за пределы города, и весной 1936 года в его процедурной зазвонил телефон, хотя он категорически запрещал своим помощникам беспокоить его во время приема пациентов. Однако это был необычный звонок. Звонили из «Коричневого дома» – мюнхенской штаб-квартиры нацистской партии. Некий Шауб, представившийся адъютантом Гитлера, сообщил Мореллю, что Генрих Гоффман, «имперский фотограф НСДАП», заболел деликатной болезнью. Партия решила, что за его лечение должен взяться видный специалист по венерическим заболеваниям, известный своей тактичностью. Поскольку надо было сохранить тайну, обращаться за помощью к мюнхенскому врачу не стали. Фюрер лично распорядился подготовить самолет на аэродроме Гатов, добавил Шауб безапелляционным тоном. Морелль оказался застигнутым врасплох, но отказаться от подобного приглашения было просто невозможно. Прибыв в Мюнхен, он поселился в снятом за государственный счет номере в шикарном «Регина-Паласт-Хотел», вылечил диагностированный у Гоффмана пиелит, развившийся вследствие гонореи – известной также в просторечии как триппер, – и в знак благодарности был приглашен своим влиятельным пациентом и его супругой в Венецию, куда больной отправился долечиваться.
Вернувшись в Мюнхен, Гоффманы устроили на своей вилле, расположенной в фешенебельном квартале Богенхаузен, званый ужин. Там подавали спагетти с мускатом, томатным соусом и зеленым салатом – любимое кушанье Адольфа Гитлера, который водил знакомство с Гоффманом еще с 20-х годов и часто бывал у него дома. Своими работами фотограф немало способствовал формированию культа фюрера и популяризации национал-социализма. Гоффман обладал авторскими правами на все сделанные им фотографии диктатора и выпускал огромными тиражами фотоальбомы под заголовками «Гитлер, каким его не знает никто» или «Народ чтит своего фюрера». Кроме того, этих двух человек связывало кое-что еще: возлюбленная Гитлера Ева Браун когда-то работала ассистенткой у Гоффмана, и тот в 1929
Гитлер, который слышал от Гоффмана много хорошего о Морелле, перед ужином поблагодарил его за исцеление своего старого товарища и посетовал на то, что они не встречались раньше. Возможно, тогда остался бы в живых его водитель Юлиус Шрек, умерший несколькими месяцами ранее от воспаления мозговой оболочки. Реакция Морелля на этот комплимент была довольно нервной, и во время ужина он по большей части молчал. Постоянно потеющий доктор с пухлым лицом и круглыми очками с толстыми стеклами на носу картошкой прекрасно знал, что он не пользуется признанием в высших кругах. Единственный шанс добиться здесь успеха признания заключался в его умении делать инъекции. Сидя за столом, он прислушивался к разглагольствованиям Гитлера, который как бы невзначай упомянул о серьезных проблемах с желудком и кишечником, которые не давали ему покоя уже на протяжении нескольких лет. Морелль поспешил рассказать о необычном и весьма многообещающем методе лечения. Гитлер внимательно посмотрел на доктора – и пригласил его вместе с супругой в свою резиденцию Бергхоф в Оберзальцберге, неподалеку от Берхтесгадена, для консультаций.
Спустя несколько дней в приватном разговоре диктатор откровенно признался Мореллю: его здоровье находится в столь плачевном состоянии, что он едва способен исполнять свои обязанности. Это стало следствием неправильного лечения, которое практиковали врачи, чьими услугами он пользовался до сих пор. Им не пришло в голову ничего иного, кроме как морить его голодом. Когда же в программе дня значился официальный обед или ужин, что случалось довольно часто, и ему приходилось принимать обильную пищу, его потом страшно пучило. Кроме того, его мучила вызывавшая нестерпимый зуд экзема на обеих ногах, и их приходилось перевязывать, вследствие чего он не мог носить сапоги.
Морелль, как ему показалось, сразу определил причину недуга Гитлера. Он диагностировал у него аномальную бактериальную флору, вызывавшую нарушения процесса пищеварения, и назначил препарат мутафлор, разработанный его другом, врачом и бактериологом из Фрайбурга, профессором Альфредом Ниссле. В основе этого средства были штаммы бактерий, впервые полученные в 1917 году из кишечной флоры одного унтер-офицера, который, в отличие от многих своих сослуживцев, прошел войну на Балканах без каких-либо кишечных расстройств. Эти хранившиеся в капсулах живые бактерии поселялись в кишечнике, размножались и вытесняли все остальные штаммы, которые, по мнению врачей, вызывали расстройства пищеварения [49] . Этот действительно эффективный метод очень понравился Гитлеру, которому, в соответствии с его логикой, даже процессы, протекающие внутри человеческого организма, должны были представляться борьбой за жизненное пространство. Придя в восторг, он обещал подарить Мореллю особняк, если мутафлор поможет ему, и назначил толстого доктора своим личным врачом.
49
Этот препарат еще и сегодня присутствует на рынке, рекламируется как «единственное в своем роде натуральное средство, Escherichia coli штамма Nissle 1917» и применяется для лечения хронического воспаления кишечника. Мутафлор отпускается по рецептам, и затраты на него компенсируются больничными кассами.
Известие о новом назначении мужа не особенно обрадовало его супругу Ханни. Она сказала, что им это совсем не нужно, с учетом наличия у него чрезвычайно прибыльной практики на Курфюрстендамм. Вероятно, она предчувствовала, что в скором времени ей придется редко видеть своего мужа. Ибо между Гитлером и его личным врачом установились весьма необычные отношения.
Коктейль для «Пациента А»
Он единственный являет собой нечто необъяснимое, тайну и миф нашего народа.
50
Das Reich – Deutsche Wochenzeitung. 31.12.1944. Leitartikel. S. 1 f.
Диктатор всегда страшился вторжения в свою частную жизнь и отказывал врачам в проведении тщательного лечения его недугов после установления их причин. Он не мог доверять специалисту, которому было известно о нем больше, чем ему самому. Добрый старый домашний врач Морелль, излучавший благодушие, напротив, с самого начала внушал ему чувство уверенности. Морелль не имел намерения отыскивать внутри организма Гитлера скрытые причины его проблем со здоровьем. Для него достаточно было инъекций, которые заменяли курс серьезного лечения. Когда Гитлеру требовалось исполнять свои обязанности как главе государства, вставала необходимость мгновенно устранить болезненные симптомы его недугов, и Морелль без всяких колебаний вводил ему, как какой-нибудь актрисе из Метрополь-театра, 20-процентный раствор глюкозы Мерка или витамины. Таким образом, новый подход Морелля, заключавшийся в мгновенном устранении симптомов, нашел одобрение не только у представителей берлинской богемы, но и у «Пациента А».