Третий рейх во взятках. Воровство и бардак немцев

В сознании россиян прочно закрепилась мысль о том, что в немецкой армии в годы Второй мировой войны все структуры работали образцово, все было прекрасно организовано.

Вот как, скажем, в новелле популярного писателя Михаила Веллера «Баллада о бомбере» советский ветеран войны, летчик дальнебомбардировочной авиации, отзывается о противнике: «У немцев ведь все службы хорошо были налажены. В том числе и контрразведка, и полевая жандармерия», «…служба ПВО у немцев, надо сказать, очень хорошо была поставлена, четко работали», «…все-таки наземные службы были у немцев очень хорошо поставлены».

И что-то подобное совершенно справедливо могли бы сказать о противнике, с которым воевали, миллионы настоящих ветеранов, а не литературных персонажей. У немцев действительно почти все было «хорошо поставлено».

Но и в хорошо налаженной германской военной машине были свои слабые места, и самым слабым из них — организация службы снабжения. Немецкие интенданты допускали

фантастические просчеты, имевшие для вермахта буквально катастрофические последствия. Трудно даже поверить, что их совершали представители нации, обоснованно считающейся эталоном порядка и организованности.

Хорошо известна роковая ошибка германского командования, не обеспечившего своих солдат зимним обмундированием перед вторжением в СССР. Начинать войну с Россией и не запастись при этом теплой одеждой для войск — что может быть нелепее? Но ведь только этой ошибкой дело отнюдь не ограничилось. Глупость, сделанную перед началом войны против СССР, немцы даже в 1942 году исправить не удосужились. Более того, немецкое начальство словно нарочно усугубляло им же созданные проблемы своих солдат. Во многом это обусловливалось и порядками в немецком тылу, также весьма далекими от устоявшихся штампов о «немецкой дисциплине и организованности».

В России давным-давно утвердилось традиционное представление о железном немецком порядке, о том, что немец «не ворует». Распространяется это и на годы Великой Отечественной войны — у немцев якобы во всем был порядок. Один из героев романа Виктора Астафьева «Прокляты и убиты», например, размышляет: «И ведь не обкрадут, не объедят свово брата немца — у их с этим делом строго — чуть че и под суд». Такой образ настоящих «дойче зольдатен» у нас в общественном сознании укоренился чрезвычайно прочно.

Вот только по воспоминаниям самих немцев, суда у них боялись далеко не все. И обворовывали своих солдат околоштабные и интендантские Зигфриды Нибелунговичи так, что их размаху и беззастенчивости могли бы позавидовать коллеги из других армий.

Мы привыкли представлять себе немецких генералов, в частности, по фильму «Освобождение». Там немецкий генерал после неудачных боев на Курской дуге говорит: «Моей дивизии больше нет. Я не забуду о своем долге». Гремит последний в генеральской жизни выстрел. Конечно, среди немецких генералов хватало тех, кто был способен на такой поступок. Но сколько же среди них было и субъектов, озабоченных мелочной жадностью, на фоне которых даже Плюшкин показался бы эталоном бескорыстия. Гоголевский персонаж, по крайней мере, не в плен сдаваясь, скаредничал, не после гибели своих солдат и офицеров. А многие немецкие генералы оказались на такое способны.

Эта книга — о том, как обворовывали немецкого солдата в Сталинградском котле и в самой Германии, о том, как за взятку своим же летчикам немецким «окруженцам» приходилось эвакуировать раненых, о том, сколько это стоило, о нелепейших изысках немецких интендантов, присылавших презервативы, майоран и рыбий корм умирающим от голода сталинградским войскам, о мышах, сделавших небоеспособной немецкую танковую дивизию, о любопытнейшем способе использования носков при штурме Севастополя и о методе принудительной экономии туалетной бумаги сотрудниками министерства пропаганды в Берлине…

Как известно, Германия, в уверенности победного блицкрига, вступила в войну с Советским Союзом, не обеспечив свои войска достаточным запасом зимнего обмундирования.

Но даже зимой 1941 года немецкие интенданты вместо того, чтобы срочно исправлять последствия допущенных ими ошибок, занялись тем, что очень хочется назвать или злостным вредительством, или головотяпством. Вот как об этом писал впоследствии генерал Гюнтер Блюментрит, начальник штаба 4-й армии вермахта:

«На нашем фронте ограниченная видимость ежедневно устанавливалась только на несколько часов. До 9 часов утра окрестности обычно бывали окутаны густым туманом. Постепенно пробивалось солнце, и только к 11 часам дня можно было кое-что увидеть. В 15 часов наступали сумерки, а через час опять становилось темно. В районе Малоярославца у нас был аэродром, куда изредка прибывали транспортные самолеты из Смоленска, Орши и Варшавы. Они доставляли пополнения, но совершенно недостаточные для того, чтобы компенсировать ежедневные потери. Прибывавшие на самолетах солдаты были одеты в длинные брюки и ботинки со шнурками. Часто у них не было шинелей и одеял. Транспортные дивизии ожидали пополнения на аэродромах и сразу же перебрасывали их на фронт, где в них чувствовалась острейшая необходимость. Нередко они оказывались на фронте в ту же ночь. Таким образом, люди, всего два дня назад жившие в уютных казармах Варшавы, через 48 часов попадали на Московский фронт, который уже начал распадаться.

Еще в конце лета, когда фельдмаршал фон Браухич (Вальтер фон Браухич — командующий германскими сухопутными войсками в тот период. — Авт.) понял, что война на Востоке продлится и зимой, он убеждал Гитлера вовремя приготовить для наших войск необходимое зимнее снаряжение. Гитлер отказался внять здравому совету, так как

был твердо убежден, что русских удастся победить до наступления холодов. Теперь даже в ставке Гитлера вдруг поняли, что война в России, по сути дела, только начинается и что придется, как это ни ужасно, воевать почти без зимней одежды. Гитлер начал отдавать категорические приказы о срочной отправке на Восточный фронт теплой одежды. В Германии повсеместно проводился сбор меховых и других теплых вещей. Но слишком поздно! Чтобы доставить войскам собранную одежду, нужны были не дни и даже не недели, а целые месяцы. Таким образом, солдатам суждено было провести свою первую зиму в России в тяжелых боях, располагая только летним обмундированием, шинелями и одеялами. Все, что имелось в оккупированных районах России, — валенки, меховые шапки и шерстяное обмундирование, — было реквизировано, но оказалось каплей в море и почти не облегчило положения огромной массы наших солдат.

Со снабжением войск дела обстояли неважно. К нашему району боевых действий подходило всего несколько железных дорог, да и их часто перерезали партизаны. В паровых котлах паровозов, не приспособленных к условиям русского климата, замерзала вода. Каждый паровоз мог тащить только половину обычного количества вагонов. Многие из них, покрытые снегом и льдом, целыми днями простаивали в тупиках железнодорожных станций. Наша огромная потребность в артиллерийских снарядах удовлетворялась с трудом. В то же время, чтобы подбодрить солдат, из Франции и Германии доставлялись на Восточный фронт целые поезда с красным вином. Вы, конечно, представляете себе, какое отвратительное чувство возникало у солдат и офицеров, когда вместо снарядов, без которых войска буквально задыхались, им привозили вино. Впрочем, и вино нередко попадало на фронт в непригодном виде: при перевозке оно замерзало, бутылки лопались, и от него оставались только куски красного льда.

Наши оборонительные позиции были почти лишены укрытий. Это сказалось на тактике обеих сторон, которые вели упорные бои за овладение населенными пунктами, где можно было найти хоть какое-нибудь укрытие от ужасного холода. Однако в конце концов такая тактика приводила к тому, что обе стороны подвергали эти деревни артиллерийскому обстрелу и поджигали деревянные дома и дома с соломенными крышами, лишая противника элементарных удобств. Закапываться же в землю нечего было и пытаться — земля затвердела, как железо.

Суровый климат оказывал воздействие и на оружие. Смазка на оружии загустевала так, что часто невозможно было открыть затвор, а глицерина или специальных масел, которые можно было бы использовать в условиях низких температур, у нас не было. Под танками ночью приходилось поддерживать слабый огонь, чтобы двигатели не замерзали и не выходили из строя. Нередко танки скользили по замерзшему грунту и скатывались под откос. Вероятно, это краткое описание помогло читателю составить представление об условиях, в которых зимой 1941/42 гг. немецкой армии приходилось вести боевые действия.

Русские находились в лучших условиях. Самое главное, что сильный холод не был для них новинкой — они привыкли к нему. Кроме того, сразу же позади них находилась Москва. Следовательно, линии снабжения были короткими. Личный состав большинства русских частей был обеспечен меховыми полушубками, телогрейками, валенками и меховыми шапками-ушанками. У русских были перчатки, рукавицы и теплое нижнее белье. По железным дорогам у русских курсировали паровозы, сконструированные с учетом эксплуатации их в Сибири, при низких температурах» [1] .

Жалобы на плохую подготовку немецкой армии к зимней кампании в России встречаются у представителей едва ли не всех родов войск. Например, Ганс-Ульрих Рудель, знаменитый пилот пикирующего бомбардировщика «Юнкерс-87», писал впоследствии о зиме 1941–1942 гг.: «Неожиданно наступивший сорокаградусный холод замораживает обычную смазку. Наше бортовое оружие не может стрелять. Говорят, что холод не оказывает на русских никакого воздействия, потому что они хорошо подготовились к зиме. У нас постоянные проблемы с нужным оборудованием, его нехватка серьезно подрывает наши силы при таком холоде. Припасы почти не доходят до нас. Местные жители не могут припомнить такой суровой зимы за последние двадцать или тридцать лет. Битва с холодом тяжелее, чем битва с врагами. Советы не могли бы иметь более ценного союзника. Наши танкисты жалуются, что танковые башни не поворачиваются, все замерзло…

Немецкие армии побеждены холодом. Поезда практически не ходят, нет резервов и снабжения, раненых нельзя вывезти с поля боя. Одной железной решимости недостаточно. Мы достигли предела нашей способности воевать. Нет самого необходимого. Машины стоят, транспорт не работает, нет горючего и боеприпасов. Единственный вид транспорта — сани. Трагические сцены отступления случаются все чаще. У нас осталось совсем мало самолетов. При низких температурах двигатели живут недолго. Если раньше, владея инициативой, мы вылетали на поддержку наших наземных войск, то теперь мы сражаемся, чтобы сдержать наступающие советские войска…