Третий Рим
Шрифт:
Во дворе, у колодца, они наскоро умылись и утерлись извлеченными из походных сумок полотенцами, а когда вернулись, их ждала расстеленная на ковре скатерть, со стоящим на ней блюдом чего-то напоминающим хлеб и фаянсовыми, по числу гостей, исходящими душистым паром, мисками.
– Прошу господа,– первым усевшись по-турецки, – сказал Шеффер, после чего отщипнул изрядный кусок пористого мякиша, и, вооружившись ложкой, стал аппетитно опорожнять миску.
То же самое проделали его спутники, несколько минут в комнате слышалось довольное сопение. Когда с первым блюдом
– Г-м, что-то вроде тюрингских клецек, но намного крупнее – потянув носом, плотоядно облизнулся Краузе. – А как это есть?
– Очень просто, – сказал Шеффер, и, прихватив одну за короткий хвостик, быстро отправил ее в рот.
– Недурно, весьма недурно, – проделав то же самое, изрек Краузе, их примеру последовали другие.
Затем был необычного цвета и вкуса обжигающий напиток, после которого, осоловев, все возлегли на лежанки и закурили.
– Необычная у этих туземцев кухня, – сыто рыгая, пробасил Бегер. – Эрнст, ты уже бывал в этих местах, что это было?
– Местный хлеб из ячменной муки с ячьим сыром, называется «цампа», суп – лапша с горными травами и овощами, а похожее на клецки – сваренные на пару «баози» с душистым перцем и бараниной.
– А напиток? – не отставал Бегер.
– Чай с молоком яка, маслом и солью, по ихнему «бо-ча», – сонно бормотнул Шеффер, все погрузились в сон. Крепкий и глубокий.
Когда проснулись, за узким, выходящим во двор окном гостиницы, занималось утро и в прозрачном воздухе издалека доносились звуки гонга.
– Всем вставать, привести себя в порядок и завтракать, – первым встал с лежанки Шеффер. – Сегодня у нас весьма ответственный день.
– Есть, господин штурмбанфюрер, – сладко зевая, отозвался Бегер, накинул на широкие плечи полотенце, и, насвистывая нацистский гимн, вышел наружу.
Когда вся пятерка завтракала горячими лепешками, запивая их чаем, в дверь комнаты тихо постучали, на пороге возник Чжасчи – тобгял. На нем были новые шапка, халат с юбкой, а руке бамбуковый посох.
После взаимного приветствия Чжасчи сообщил, что регент малолетнего Далай – ламы XIV Джампел Еше весьма рад прибытию гостей, но в силу занятости может принять их только на следующий день.
– А пока я покажу вам город, – сказал, кланяясь, монах, – если вы, конечно пожелаете.
Делать было нечего, и гости пожелали.
Для начала они посетили весьма экзотический парк, именуемый Норбулинка, с обширным дворцовым комплексом и прозрачным озером, в котором плавали черные лебеди, затем монастырь Дрепунг, основанный в 1416 году, после чего отправились на столичный базар, поразивший всех шумом, разноязычием и обилием самых разнообразных товаров.
Здесь были китайские шелка, персидские ковры и пряности из Индии, обувь, и одежда из Европы, всевозможные изделия местных кузнецов, гончаров и ювелиров, а также множество других товаров, от которых рябило в глазах. Из многочисленных харчевен, чайхан и китайских ресторанчиков доносились вызывающие аппетит запахи жареного мяса, лука, плова и рыбы, на высоко натянутых в разных местах канатах, невозмутимо расхаживали с шестами в руках канатоходцы, внизу, под визгливые звуки флейт, что-то гнусаво пели и юлами вертелись пляшущие дервиши*, а чтецы Корана возносили к небу молитвы.
– Новый Вавилон, – обращаясь к спутникам, сказал Краузе.
– И практически нет европейцев, заметил Геер. – Одни азиаты.
Внезапно внимание экскурсантов привлек многоголосый рев, донесшийся с дальнего конца базара, и они пожелали узнать, в чем дело.
– Там показывают свое искусство борцы и все желающие, ответил гид. – Интересное зрелище.
– В таком случае, посмотрим, – оживился большой любитель спорта Бегер, и, расталкивая толпу, все направились в ту сторону.
Вскоре перед ними открылся высокий, на растяжках, купол цирка «шапито», у входа которого расхаживал зазывала и временами что-то орал в жестяной рупор.
– Вход два юаня, – перевел Шеффер, и, заплатив, группа вошла внутрь.
Там, в душном полумраке, сопели и толпились многочисленные зрители, а в центре на ярко освещенном, с натянутыми канатами помосте, сплелись в могучих объятиях два пыхтящих борца.
– Хе! – внезапно выдохнул один, и его противник с грохотом полетел спиной на доски.
– А-а-а!! – восторженно завопили зрители, и вверху закачались лампы.
Затем, когда они спустились вниз, из-за отгораживающей небольшую часть цирка ширмы появилась вторая пара, и в зале возникла тишина.
В отличие от первых, рослых и атлетического сложения, эти оказались невысоки и худощавы, а их движения напоминали кошачьи.
– Не впечатляют, – ухмыльнулся Геер, – очень уж хилые.
Далее прогудел гонг, и все завертелось в бешеном круговороте. То была не борьба, а скорее бой. Двигаясь стремительно и неуловимо, словно тени, противники наносили друг другу стремительные удары, высоко взлетали в воздух и делали головокружительные кульбиты. Затем все кончилось. Один неподвижно лежал на помосте, а второй, последний раз взлетев над ним, красиво приземлился и стал кланяться бурно выражающей эмоции публике.
– Что это было? Мы никогда такого не видели, – наклонился к Чжасчи пораженный Шеффер.
– Странствующие монахи, – был ответ. – Из Шаолиня.
Между тем, поверженный встал, и, прихрамывая, удалился, а победитель воздел вверх руки и что-то задорно прокричал зрителям.
– Приглашает желающих вступить с ним в единоборство, – перевел Шеффер.
Однако среди сотен присутствующих таковых не нашлось, а когда пауза затянулась, из-за ширмы снова вышел победивший борец.
Взобравшись на помост, он стукнул себя кулаком в грудь, а затем, играя мускулами, наклонился, широко расставил руки и по – медвежьи двинулся на противника.
– Гора и мышь, – констатировал Краузе. – Сейчас этот детина его раздавит.
Но случилось обратное. Примерно с минуту оба кружили друг вокруг друга, затем борец подобно тарану ринулся вперед, а монах спиралевидно взвился в воздух и с криком «ха!» саданул того на развороте в лоб пяткой.
Беспорядочно маша руками, здоровяк полетел в другую сторону, и, перевалив через канаты, с грохотом обрушился вниз.
А боец, как не бывало, снова проделал несколько головокружительных «па» и гордо застыл с поднятыми руками.