Третий шеар Итериана
Шрифт:
Рано успокоилась.
— Что говорит Этьен? — спросил Лэйд. — О том, что случилось… там?
— Ничего. Для него это неприятная тема.
— Неприятная, — повторил Генрих, глядя в чашку. — Он ведь так любил маму… Да? Хотел найти ее убийцу. Отомстить. А теперь… Что теперь?
Дрожащие пальцы мужчины нервно комкали скатерть. В глазах заблестели слезы.
— Виновный уже наказан, — сказала Софи.
— Наказан? — зло переспросил Лэйд. — Как?
— Он мертв.
Генриха ее слова распалили еще сильнее.
— Смерть? Я думал об этом раньше. Думал,
Больно было смотреть на него, но Софи ничем не могла помочь. Только сидеть рядом, пока Генрих хмурится в молчании, борясь с терзающими его душу чувствами.
— Спасибо, — выдавил он наконец. — Спасибо, что слушаешь мои бредни. Тебе ведь это совсем не нужно, не интересно…
— Не говорите так, — запротестовала девушка. — Мы ведь не чужие люди.
— Ты очень хорошая, Софи, — вздохнул Лэйд. — Этьен так тебя любит…
— Я знаю, — улыбнулась невольно.
— И я. Я тоже знаю.
Тьен не спал. Сидел на кровати лицом к двери, но когда Софи вошла в спальню, словно не заметил ее. Казалось, он сосредоточенно прислушивается к чему-то вдалеке, и, судя по пролегшей между бровей глубокой складке и плотно сжатым губам, это что-то ему не нравилось.
— Что случилось?
— Ничего, — он поморщился, сгоняя с лица тревогу. — Показалось.
Снова скрытничал, и Софи, уставшая от недомолвок, в этот раз не смолчала:
— Тьен, если уж мы вместе, я должна знать, что происходит.
— Все хорошо, — уверил он. Дождался, пока она уляжется в постель, и ставшим уже привычным движением притянул к себе. — Все хорошо, потому что иначе у нас быть не может. Да?
Оставалось только согласиться.
Тьен понимал, что не вправе усложнять жизнь людям, которых сам обещал защитить от всех невзгод. Его угнетало то, что Софи страдает из-за него, переживает его вину и последствия его ошибок. Он хотел оградить ее от боли. Но вместе с тем был благодарен ей за то, что она добровольно разделила ее с ним.
Самому было бы трудно.
А так он справился.
Почти справился.
Почти признал, что смерть матери была несчастным случаем. Почти понял причины, по которым Холгер и вся его семья долгие угоды удерживали его на расстоянии.
Он спал по ночам. Не притворялся, а на самом деле спал — благо, давно уже научился управлять собственным организмом, и, спасибо Лили, знал, как закрыться от ненужных снов…
Но те все равно прорывались порой через воздвигнутую им защиту.
Пламя пожара вставало перед глазами.
Едкий дым набивался в легкие.
— Убийца, — доносился сквозь окутавшую его пустоту голос Йонелы. — Шеар не может быть убийцей…
Он ошибался: тогда она говорила не о том, что произошло в художественной мастерской. И боялась оправдано: однажды призвавший тьму повторит это вновь. Не ради короны Итериана — ради справедливости… Каким безумцем нужно быть, чтобы использовать тьму как оружие справедливости?
Но он сделал это.
И добился правды.
Получил по заслугам.
Или еще нет?
— Он отнял у меня все! — горько сетовал Генрих. — А сам всего лишь умер…
Тьен сжал виски, прогоняя голоса из своей головы и с удивлением понял, что уже не спит.
— Всего лишь умер, чтобы потом вернуться как ни в чем не бывало и жить дальше…
Разговор, реальный разговор шел на кухне, но последняя фраза… Она принадлежала не отцу. Кто-то другой закончил по-своему. Лэйд говорил о Вердене, а тот, другой, — о Тьене. Нашептывал зло, что убийца спрятался за смертью от заслуженной кары.
Убийца…
Убийца должен ответить за все…
Убийца не имеет права на счастье…
Прежде, чем Тьен успел определить, откуда доносится зловещий шепот, тот стих.
Шеар прислушивался еще какое-то время, задействовал силу стихий, но так и не нашел чужака.
А потом пришла Софи, и ни о чем плохом уже не думалось.
Утром он был бодр и весел почти по-настоящему. Но ровно до того момента, как в столовой появился Генрих.
Общение с отцом давалось Тьену труднее всего. Казалось, одно неосторожное слово, один взгляд, и он выдаст себя. А иногда и хотелось, чтобы случилось так. Возможно, если бы Лэйд знал правду, если бы понял все и не винил его, он и сам простил бы себя.
Но он не желал облегчать свою участь за счет чужих страданий. Генриху больно было бы узнать, что случилось на самом деле. Ему и так больно, он живет с этой болью почти век со смерти своей сильфиды и сам не позволяет ей уйти, лелея вместе с памятью в сердце.
— Дедушка Генрих, вы сегодня не заняты? — деловито поинтересовалась Клер, едва Лэйд присел за стол.
— Нет, милая. Сегодня я совершенно свободен.
— А что вы скажете, если я приглашу вас в кино?
Софи и Тьен переглянулись: вот же маленькая хитрюга! В кинозале братьев Ароль, что недалеко от набережной, крутили какую-то романтическую картину. Они видели афиши еще на прошлой неделе — яркие, броские, изображающие томную блондинку в объятьях брюнетистого типа бандитской наружности. И название было под стать: что-то вроде «Леди и бандит». Никто, кроме Клер, не изъявил желания смотреть подобную чепуху, а когда вчера она вскользь напомнила и вовсе было не до того…
— Скажу, что приму приглашение с удовольствием, — ответил с улыбкой Лэйд.
Тьен вздохнул с облегчением. Детская уловка Клер была, как сказали бы люди, ответом на его молитвы. И Генрих развеется, и ему не придется снова избегать бесед с ним, прикрываясь надуманными причинами.
— Может быть, пойдем все вместе? — предложила, оглядев семейство, девочка.
— Нет, — тут же отказался шеар. — Мы с Люком собирались позаниматься.
Он, и правда, начал понемногу готовить мальчишку к школе, и хотя накануне они ни о каких занятиях не договаривались, напарник, вспомнив приторно-карамельную «леди» с афиши, закивал, подтверждая грандиозность и неотложность планов.