Третий вариант
Шрифт:
Мне ещё необходимо было найти в этих петлях свой карабин и успеть отцепить себя от троса.
Глава 2. Близнецы
Ира.
Меня в этот день стуком чем-то твёрдым по стеклу моей камеры-одиночки, разбудили вместе с Сашкой. Спать со всей этой требухой, торчащей изо рта, оказалось совсем не прикольным. Но я всё-таки немного спал!.. Сегодня ночью, когда вернусь, уже я буду спать как нормальный человек.
Я проводил брата только глазами, когда его камеру поднимали, связь с ним выключили, видимо, раньше.
На мои обращения через коммуникатор к ответственным за связь: «Доброе утро!» и «Хэллоу! Есть здесь кто?», вообще никто не пошевелился. Правда, минут через десять этого молчания к моей камере подошла Алёна Викторовна и излишне громко произнесла:
– Как себя чувствуем, Ириней Сергеевич?
Она одна звала меня полным именем и, вероятно, на «вы», а не просто во множественном числе. Странная. На судне все, даже капитан и начальник экспедиции, как и последний из матросов, обращались ко мне по-свойски: «Ира». Правда, один капитан облекал это всегда в шутливую форму. Но я на такие шутки давно уже не обижался. Тем более, что он – капитан, власть, и ему можно всё!
Давным-давно, в школе, например, никто не решался дразнить меня, сравнивая с девчонками. Потому, что мы вместе с моим братом были силой! И никому такой наглости не прощали с самого первого класса…
Кто мог знать в то время, что после школы мы пойдём разными путями и каждый своей дорогой.
Я стал, скорее всего, лётчиком, а он, тоже скорее всего, моряком… Моряком потому, что в российской армии Сашка стал служить на Тихоокеанском флоте боевым пловцом. Мы с ним ещё в школе увлеклись дайвингом.
А мне одному удалось тогда поступить в Военно-космическую академию имени Можайского в Санкт Петербурге, куда мы мечтали попасть вместе.
Слышимость в заполненной морской водой камере гораздо лучше, чем на воздухе. Стенки её тоненькие и работают акустическим резонатором, а несжимаемая вода великолепно доносит звук туда, куда надо, даже через акустический барьер наушников. Алёна Викторовна, как всегда, говорила громко и не улыбалась.
Очень строгая девушка. И, по-моему, неровно дышит к моему напарнику, брату Сашке. Но это не моё дело.
Я рукой показал ей, что всё хорошо, и она тут же ушла.
И больше никто не появился…
Вообще я ожидал, что возле меня, запертого здесь, постоянно кто-то будет крутиться. По крайней мере, вчера так и было. А сегодня я уже изнывал от ограничения в общении. Попробовал вызвать Сашку:
«Как дела у тебя там, на дне?».
В ответ – ничего. То ли мой канал случайно оставался отключенным, то ли нас умышленно развели в пультовой…
Вчера после операции, нас с Александром Сергеевичем, Младшим, ещё под наркозом, сперва опустили в очищенную морскую воду, где поочерёдно упаковали в эти суперскафы. Как происходила эта упаковка, я уже немного помнил. Была куча гадких ощущений…
Потом, заперев в скафандры, вытащили нас из операционного бассейна и разместили каждого в своей, тоже заполненной доверху водой, камере в другой части трюма. Стоять в этой камере или лежать, было всё равно, как, собственно, и ожидалось. Я там вертикально плавал! Тело своё я чувствовал пушинкой и мне казалось, что продолжаю лежать, а весь экипаж спятил и стал ходить по стенке у моих ног… Вертикальное направление я перестал правильно оценивать с первого момента, как в бассейне открыл глаза.
А окончательно придя в себя, решил опробовать коммуникатор скафандра, и для эксперимента набрал на левой руке: «Огурец в банке!» – имея ввиду себя, заправленного вместе с солёной морской водой в скаф.
На что Сергей, который с этого момента должен был оставаться со мной на связи, ответил:
«Давай приходи в себя, огурец!» – и, щёлкнув, отключился.
После наркоза я отходил ещё больше часа. И, когда настало время обеда, под ложечкой немножко засосало. Привычка, наверное. Я скинул Сашке: «Сейчас у них обед».
На что он ответил в своей манере, жёстко, и без всего лишнего:
«наш обед послезавтра».
Знаки препинания, как и заглавные буквы, по его мнению, только всё усложняют. Я и сам не понимаю зачем в урезанной клавиатуре коммуникатора оставили кнопку регистра, но я ей охотно пользуюсь. Так заглавными буквами можно выделить важное в сообщении и разделять предложения даже без точки. Точку, как знак, на мониторе я различаю плохо. Оптика на глазах подобрана нормально, но я к ней, видно ещё не привык.
Насчёт послезавтра Младший, как всегда, был прав, программа миссии рассчитана на тридцать шесть часов, вместе с адаптацией. Плюс-минус ещё часа четыре. Тогда мы и сможем уже поесть, поспать и чувствовать себя людьми в своё удовольствие…
Да, кстати, о Младшем. Наш отец, помимо имён, всегда употреблял такие клички. Я появился на свет на несколько минут раньше, поэтому получил прозвище Старший, а брат с тех пор зовётся в семье Младшим. Впрочем, это, я думаю, какие-то условности. Мы были тогда так похожи, что отличить одного от другого без бирочки на ноге никто бы не смог. Первым имя Ириней решил дать Старшему отец, так звали нашего прадеда. А я тогда больше, чем брат требовал к себе внимания, с тех пор поэтому и считают меня старшим. Без каких-либо особых на то оснований.
Нас в скафандрах теперь ждал спуск на глубину. Работа, связанная с испытанием жидкофазной дыхательной системы при высоком давлении в реальных условиях… Очередная попытка адаптации существ с газовой поверхности к жизни глубоко в водной среде.
Около сорока часов – это всё, что нам обещали. На большее рассчитывать очевидно нельзя. Могут начаться различные трудно- или вовсе необратимые последствия. Поэтому обязательной после подъёма будет очистка лёгких и длительный возврат нас в исходное состояние… Снова будет наркоз, ультразвуковое сканирование, жуткие длинные иголки в руках этих фей от медицины и всё прочее.