Третий
Шрифт:
— Дал Гарри.
Голос был доброжелательным и внушающим доверие, но, пожелав доброй ночи и повесив трубку, Мартинс невольно подумал, что если перед смертью Гарри был в полном сознании, то почему не попросил предупредить телеграммой его приезд? А ведь Каллаган говорил, что Гарри умер мгновенно — или, как он выразился, «безболезненно». Или он сам вложил в уста Каллагану эти слова? И тут у Мартинса возникло твердое убеждение, что со смертью Лайма что-то неясно, что полиция по тупости не смогла чего-то раскрыть. Он попытался сделать
«Что мне сразу не понравилось в Курце, — рассказывал Мартинс, — так это его парик. Он просто бросался в глаза — прилизанный, желтый, великоватый, волосы сзади подрезаны как по линейке. Если человек прячет лысину, в нем непременно есть что-то фальшивое. Кроме того, морщинки, складки в уголках глаз, придающие лицу обаяние и причудливость, казалось, были наведены гримировочным карандашом, чтобы производить впечатление на романтичных школьниц».
Этот разговор состоялся несколько дней спустя — Мартинс рассказывал мне обо всем, когда это уже почти не представляло интереса. После упоминания о романтичных школьницах я заметил, что его рассеянный взгляд внезапно на чем-то сосредоточился. То была молодая женщина — ничем не примечательная, отметил я, — торопливо идущая под хлопьями снега мимо окон моего кабинета.
— Хорошенькая? — спросил я. Мартинс отвернулся от окна и ответил:
— С этим навсегда покончено. Знаете, Каллоуэй, в жизни человека наступает время, когда он бросает…
— Понятно. Просто мне показалось, вы смотрели на женщину.
— Смотрел. Но только потому, что на миг она мне напомнила Анну — Анну Шмидт.
— А что, Анна разве не женщина?
— В некотором смысле.
— Как это понять?
— Она была подружкой Гарри.
— А теперь досталась вам?
— Анна не такая, Каллоуэй. Разве вы не видели ее на похоронах? Я больше не хочу осложнений. Их мне хватит до конца жизни.
— Вы рассказывали про Курца, — напомнил я.
…Курц старательно делал вид, будто поглощен «Одиноким всадником из Санта-Фе». И когда Мартинс подсел к нему, сказал с плохо наигранным восторгом:
— Вам замечательно удается создавать напряжение.
— Напряжение?
— Подозрение. На это вы мастер. В конце каждой главы кажется…
— Итак, вы были другом Гарри, — перебил Мартинс.
— Полагаю — ближайшим. — Спохватившись, Курц добавил: — Если не считать вас.
— Расскажите, как он погиб.
— Это случилось у меня на глазах. Мы вместе вышли из дома, в котором он жил, и Гарри увидел на другой стороне улицы знакомого — американца по фамилии Кулер. Он помахал Кулеру рукой и направился к нему, но тут из-за угла вылетел «джип» и сбил его. По правде говоря, виноват был Гарри, а не водитель.
— Один человек сказал мне, что он умер мгновенно.
— К сожалению, нет. Однако смерть наступила до приезда «скорой помощи».
— Гарри был способен
— Да. Несмотря на мучительную боль, он беспокоился о вас.
— Что он говорил?
— Точных слов я не помню, Ролло, — мне можно называть вас по имени, правда? Гарри в разговорах с нами называл вас только так. Просил, чтобы я позаботился о вас, когда вы приедете, не оставил без присмотра. И приобрел обратный билет.
Сказав об этом, Мартинс заметил: «Видите, все предлагали мне обратный билет и деньги».
— Почему ж не известили меня телеграммой?
— Видимо, вы не успели ее получить. Цензура, зоны… Телеграмма может идти целых пять дней.
— Дознание проводилось?
— Конечно.
— Вы знали, что у полиции есть смехотворное убеждение, будто Гарри замешан в какой-то махинации?
— Нет. Но в Вене все чем-то промышляют. Все мы продаем сигареты, вымениваем шиллинги на боны и все такое прочее.
— Полиция имеет в виду нечто более серьезное.
— У полицейских иногда бывают нелепые заблуждения, — сдержанно ответил человек в парике.
— Я пробуду здесь, пока не докажу, что они неправы. Курц резко повернул голову, и парик едва не съехал на сторону.
— Какой в этом смысл? — спросил он. — Ничто уже не вернет Гарри.
— Я заставлю этого полицейского удрать из Вены.
— Не представляю, как вам это удастся.
— Восстановлю последовательность событий, начиная со смерти Гарри. Там, на месте гибели Гарри, были вы, этот самый Кулер и водитель. Вы можете дать их адреса?
— Адреса водителя у меня нет.
— Узнаю из протокола коронера (Следователь, ведущий дела о насильственной или внезапной смерти.). А потом еще подружка Гарри…
— Для нее это будет мучительно.
— Меня заботит не она, а мой друг.
— Известно вам, в чем его подозревала полиция?
— Нет. Я слишком быстро вспылил тогда.
— А вас не пугает, — вкрадчиво спросил Курц, — что, возможно, вы обнаружите что-то… ну, порочащее Гарри?
— Пойду и на такой риск.
— Для этого требуются время и — деньги.
— Время у меня есть, а денег вы собирались мне одолжить, не так ли?
— Я не богач, — заметил Курц. — Гарри я обещал позаботиться, чтобы вы ни в чем не терпели нужды и заказать вам билет обратно…
— Не беспокойтесь ни о деньгах, ни о билете, — успокоил Мартинс. — Но я заключу с вами пари в фунтах стерлингов — пять фунтов против двухсот шиллингов, что в гибели Гарри есть что-то подозрительное.
Это был выстрел наугад, но у Мартинса уже появилось твердое интуитивное убеждение, что со смертью Лайма не все ясно, хотя к интуиции он еще не приложил слово «убийство». Курц в это время подносил ко рту чашку кофе, и Мартинс наблюдал за ним. Выстрел, очевидно, не попал в цель: Курц твердой рукой держал чашку у рта и, прихлебывая, пил большими глотками. Потом поставил чашку на стол и сказал: