Третья сила
Шрифт:
— С добрым утром.
Маг повернулся на голос. Винсент стоял рядом, бледный и невыспавшийся. Глаза покраснели, под ними набрякли темные мешки.
— Что с тобой?
— Ничего, — проворчал Винсент. — Пока ты спал, я бодрствовал. Немного устал, веришь ли.
Пантор огляделся. Вдаль убегала песчаная отмель. В стороне покачивалась на волнах небольшая яхта. В берег зарылась носом спасательная шлюпка. Остальной обзор загораживал валун.
— Я отключился…
— Угу, грянулся, как подкошенный, — подтвердил Винсент. — И, как всегда, не вовремя.
Пантор откинул опаленный плащ и медленно
— Ты отрубился. Тут эти подплывают. Два мертвяка. Я думал, хана нам. Начал оружие искать — нету. Мой пистоль где-то потерялся. У этих, которые сгорели на рабочем месте, все оружие поплавлено. А голыми руками от мертвяков разве отобьешься, но они вроде не агрессивные. Один говорит, что тебя знает и за тобой плыл. Как эта бормотала: «Мертвые придут за живыми».
— Какие два мертвяка? — переспросил Пантор.
— Один рыбак, другой дурак, — отмахнулся Винсент. — Но я им все равно не доверяю.
— Это потому что ты дубина, — бесхитростно сообщил появившийся из-за валуна огромных размеров мертвяк.
Пантор замер, не веря глазам. Фигура показалась знакомой еще ночью в причаливающей лодке. Но тогда маг списал это на игру выключающегося сознания. Просто потому, что появление громилы было невозможно. Теперь же он стоял перед ним при свете дня.
— Орландо! — Пантор кинулся к мертвяку, обнял, хлопнул по плечу.
От такого выплеска чувств тот даже смутился.
— Выходит, ты его все-таки знаешь. Но доверять ему я бы поостерегся, — задумчиво пробормотал Винсент и повернулся к мертвяку. — И чего это я дубина?
— Чо? — переспросил Орландо. — А это очень мудрая мысль — не доверять мертвяку, который тебя спасает от живых, только потому, что он мертвяк.
— Хватит вам собачиться, — оборвал приятелей Пантор.
Рыжий насупился. Пантор поглядел на громилу, все еще не доверяя себе.
— Как же ты жив? Ты же тогда…
— А чо мне сделается? — на полном серьезе удивился Орландо. — Ну, упал в воду. Ты вот когда-нибудь видел, чтобы мертвый утонул?
— Ну да, логично, — подал голос потерявший внимание к своей персоне Винсент. — Оно не тонет.
— Ценю твое чувство юмора, живчик, — кивнул мертвяк.
— Это я не спал. Вот высплюсь — ты еще оценишь.
— А кто мешал? — пожал плечами громила. — Я тебе говорил: ложись в лодку да спи.
— Что ж мне, друга вам на растерзание оставлять? А как бы, пока я дрых, вы бы и его и меня…
— Как есть дубина, — фыркнул Орландо и отвернулся.
Пантору подумалось, что с этими двоими ему еще предстоит помучаться. Как и со своей силой. Учиться ею управлять все же придется. Пока он лишь нашел в себе ее и прямой к ней доступ, сумел перенаправить. Но контролировать надо не только направление, иначе после каждого выплеска будешь падать истощенный. И в другой раз ни Орландо, ни Винсента может рядом не оказаться. А в первый момент все мнилось так просто и радужно.
— Эй, вы там? — позвал незнакомый голос откуда-то издалека.
Орландо, мгновенно посерьезнев, метнулся на берег за валун. Винсент кинулся следом. Пантор потопал за ним. Силенок, чтобы пуститься с места в карьер, пока еще не было. Следов ночного боя почти не осталось. Трупы убрали. Обгорелые черные пятна на песке уже наполовину смыло море. Чуть в стороне, в тени кряжистого, одиноко торчащего дерева, сидел второй мертвяк, видимо, «рыбак», и караулил вяло шевелящееся обгорелое тело.
Звал рыбак.
— Больше всех досталось шерифу, — пояснил притормозивший Винсент. — Наверное, потому что он ближе всех стоял. Полыхнул и отмучался сразу. Остальные умирали дольше. А этот… то ли сообразил отбежать, то ли еще что, но живой, зараза. Ты скажи, где ты так колдовать научился?
Пантор не ответил, он смотрел под дерево, где лежал пленник.
Ему сильно досталось, но узнать мага было можно, выдавала тучная фигура. Выглядел Здойль страшно. Волосы сгорели, одежда превратилась в опаленные лохмотья. Кожа пестрела ожогами. Взгляд слепо уставился в никуда, не то маг уже ничего не соображал, не то от огня пострадали и глаза.
Толстяк выглядел умирающим, и тем не менее руки его были крепко связаны толстой веревкой. Пантор подошел ближе. Губы Здойля растянулись, отчего опаленная кожа полопалась, потекла кровь. Молодой маг с ужасом понял, что толстяк улыбается.
— Я же говорил, что ты игрок, — просипел он незнакомым голосом.
От звонкого фальцета толстяка в этом сипе осталось не больше, чем от самого Здойля.
— Только ты не знаешь, с чем играешь. Пусть они уйдут, я хочу с тобой поговорить.
Пантор кивнул мертвякам и рыжему. Последний ушел особенно неохотно, но спорить не стал. Здойль таращился в небо незрячими глазами, в том, что он слеп, сомнений больше не было. Но отсутствие зрения, кажется, не мешало ему. Во всяком случае, голос он подал, только когда они остались вдвоем.
— Не бойся, — проговорил он, — я хочу только поговорить.
— Мне кажется, вы не в том положении, чтобы мы вас боялись.
— Тебе сейчас надо бояться не меня, а себя. И Книги. Зачем она тебе? Ну зачем? Ты же ничего о ней не знаешь.
Голос Здойля вибрировал.
— Вы, как я понимаю, знаете, — осторожно сказал Пантор. — Зачем она вам?
— Чтобы уничтожить.
Пантору показалось, что ослышался.
— Что? — выдохнул он очумело. — Но зачем?
— Затем, чтоб избежать беды. Я же говорил, ты не понимаешь, с чем связался.
— С чем же я, по-вашему, связался?
— Таких книг семь. Четыре посвящены стихиям, пятая — разуму, шестая — душе, седьмая — жизни и смерти. Каждая книга в отдельности — лишь набор тематических заклинаний. Но если собрать все книги вместе…
Здойль сглотнул, замолчал надолго.
— Что будет? — не выдержал паузы Пантор.
— Что будет? — переспросил пленник. — Хотел бы я знать. Маги… не те, что в ОТК или здесь, а настоящие, живущие в единении с природой, говорили, что, собрав семь книг воедино, можно сложить информацию и провести обряд, который приведет мир к гармонии. Конструкторы считали, что семь книг, собранные в одном месте, — оружие, способное уничтожить мир. Кто из них был ближе к истине, неизвестно, ведь никто никогда не собирал книги вместе. Ясно только одно: помогут ли они достичь гармонии или дадут людям новое оружие, способное уничтожить все, так или иначе мир, в котором мы живем, перестанет существовать в том виде, в каком мы его знаем. Возможно, перестанет существовать вовсе.