Третья волна
Шрифт:
Наконец, великий бог Осирис дарит тебе знание обо всем мире и власть над всем миром, а жена его Исида преподносит знание о магии и власть над магией. На вершине пирамиды Первого единства сегодня зажжется огонь в твою честь.
Шесть великих божеств вселенной открываются тебе, сын мой, и вместе с их откровением в руки твои вложена их божественная сила. Отныне ты не простой потомок великих богов, но ты есть их глаза и уста, руки и воля. Посредством тебя великие боги станут править миром и царствами людей.
Встань, жрец Кениц! Встань тот, кому уготована великая честь быть
Кениц поднялся с колена. Его глаза блестели от счастья, но лицо было бледным, будто новоиспеченный жрец сомневался, что способен вынести на своих плечах столько знаний и власти. Шесть жрецов шести божеств, составляющих входящие в Триаду пары, поочередно подошли к Кеницу и повесили на его шею амулеты, являющиеся воплощением каждого бога. Затем араки — прислужники в Храме Всех Богов, поднесли к Кеницу большую жаровню с раскаленными углями. Даже на расстоянии от жаровни шел невыносимый жар.
— Отныне ты будешь носить печать Триады как символ своего единения с богами и как знак своей власти над людьми, — с трона говорил шламан. — Ты стал жрецом и останешься жрецом, пока вечность не заберет тебя в свое лоно. Ты стал сыном богов и останешься сыном богов, пока боги не примут тебя в свои объятия. Ты стал царем над всеми людьми и останешься царем, пока люди не погребут твой священный прах. Во имя Триады!
С этими словами два арака крепко схватили Кеница за плечи, а третий достал из жаровни раскаленную добела печать Триады, закрепленную на длинной, плотно обмотанной тканью ручке. В следующую секунду металл с шипением впился в спину Кеница.
Молодой жрец держался изо всех сил, чтобы не закричать. Он никогда еще не испытывал такой огромной, пожирающей, кажется, все тело изнутри боли. Его спина превратилась в сплошной источник невыносимой муки, металл прожег кожу едва ли не до костей, под высокие своды Церемониального зала устремилась вонь горящей плоти и густой пар. Кениц стиснул зубы, застонал, ноги подкосились. Но араки удержали молодого жреца в вертикальном положении.
Металл входил все глубже в спину, навсегда оставляя на теле печать Триады. Боль, которую можно испытать лишь раз в жизни, вызвала помутнение в глазах Кеница. Брызнули слезы, нестерпимо хотелось кричать, но жрец держался. Церемониальный зал вдруг заполнился пляшущими языками пламени, разноцветными пятнами и кругами, пошел ходуном, вот-вот готовый обрушиться. Кениц понимал, что видимое — лишь галлюцинации, но впал в ужас, не готовый помереть под руинами Храма.
Металл вгрызался в плоть, как нож в масло. Нервные окончания на спине Кеница сгорели, и он будто видел саму печать, будто способен стал вдруг использовать «третий глаз», закрытый в голове мозгом и костями черепа. Время заплясало подобно языкам пламени, а вода в бассейне перед Кеницом забурлила, засверкала миллионами ртутных шариков. Прошла целая вечность, а может, того и гляди, не одна вечность, прежде чем Кениц смутно ощутил, как арак убрал печать. Те, что держали молодого жреца за плечи, поволокли его к бассейну, наполненному кипящей ртутью, и легко перекинули через край.
Оказавшись под водой, Кениц закричал. Крик родился в глубине живота, в самом сердце его души, и вырвался из глотки серебристым потоком пузырьков. Конечно же, вокруг была вода, а не кипящая ртуть, но жрец не сразу смог понять это. Клеймо на спине Кеница вошло в новый виток боли, тело готово было разрушиться, развалиться на твердые куски угля. Жрец кричал, кричал, пока был в легких воздух, и бился от мук почти у дна бассейна.
Когда воздух полностью иссяк, инстинкты толкнули Кеница вверх, к поверхности, и с почти утраченным сознанием жрец всплыл. Громкий, хриплый, полный невиданного ужаса и мучений вдох ознаменовал окончание процедуры инициации.
После нее Кениц еще долго не мог прийти в себя, вспоминал шламан Каций. Он спал только на животе, араки щедро поливали и смазывали спину маслами, по ночам молодой жрец вскрикивал. Неудивительно всё это, ведь печать Триады — священный символ культа, прожгла до ребер и позвоночника, коснулась костей и даже на них выжгла следы. Не каждый человек способен пережить клеймение, но даже из числа переживших инициацию мало кто остается полноценным. Жар ведь способен сварить спинной мозг и даже внутренние органы, по-настоящему убить.
Но кто все же выживает и сохраняет здоровье, становится жрецом, самым почитаемым человеком многих земель Терсы, имеющим огромную власть и влияние даже за пределами Танта-Арстага.
Кениц прошел инициацию. Клеймо, правильный равносторонний треугольник, имеющий две вершины на лопатках, а третью — примерно на середине спины, с вписанным в треугольник Цветком Жизни будет всегда напоминать Кеницу о том, кто он теперь и какую ответственность несет на своих плечах.
Ведь власть, знал Каций, это не только роскошь и всеобщее подчинение, не только уважение, но и огромная ответственность. Перед богами. И перед людьми.
До ушей шламана донесся рокот винтов. Еще не повернувшись назад, он смог догадаться, что к ним приближается геликоптер военно-воздушных сил Терсы-нова. Его пилоты не стали ждать перевозки шатра и поторопились встретиться со шламаном в пути. Каций спокойно смотрел, как красивая машина с совершенно чистым, цвета доброго неба корпусом, не запятнанным вездесущей степной пылью, совершил посадку в нескольких десятках метров от всадников. Из кабины геликоптера выскочил приземистый, плотно сбитый человек в военном кителе со знаками различия высшего чина. Придерживая рукой тюрбан и пригнув голову, человек побежал к всадникам. Его лицо сморщилось от поднятой винтами пыли, и когда он предстал перед шламаном, то прежде всего несколько раз громко чихнул.
Прочистив пальцами запыленные глаза, военный затем положил правую ладонь себе на грудь и низко поклонился. Выдержав поклон, он вытянулся в струнку и заговорил:
— Приветствую вас, великий ин-шламан Триады Каций, и вас, великий ин-жрец Триады Кениц! Да будет солнце над вашими головами лучезарным! Да будет земля под вашими ногами плодородной! Да будет ветер, обдувающий ваши лица, благоуханным! Да будет вода, омывающая руки ваши, чистейшей! Да будут жизни ваши вечны, а деяния — благими!