Треугольник страсти
Шрифт:
«Меня никто не видел… Я не подняла вуали, когда вошла… Письмо сожжено… Секунданта у него не было…» Мысли бились в голове у девушки как загнанные птицы. Нужно было спасаться, бежать отсюда, прятаться, и вдруг силы оставили Сашеньку. Осев прямо на пол, она беззвучно затряслась от рыданий.
— Что я наделала? — прошептала она, размазывая по лицу слезы. — Как теперь жить с этим камнем на сердце? А если кто-нибудь узнал меня, когда я сюда входила? Господи! Тогда меня схватят! На каторгу сошлют… в кандалах… сгноят заживо…
Застонав
* * *
Увидев на пороге какую-то даму в модной шляпке с густой вуалью, Михаил Антонович встревожился: «Это еще кто? Что происходит?» Он сразу же уловил дыхание беды…
Но в этот момент незнакомка откинула вуаль, и он вскрикнул от неожиданности:
— Сашенька!
Она бросилась к нему, словно ища защиты, и расплакалась, прежде чем успела вымолвить хоть слово. Прижав девушку к себе, Орлов замер от нежности и начал тихонько баюкать ее, утешая:
— Ну что вы, милая моя… Все будет хорошо. Ничего еще не случилось.
Подняв к нему мокрое лицо, она всхлипнула, как ребенок.
— Случилось!
— Что такое? — встревожился он. — Садитесь же сюда.
Усадив девушку на диван, Орлов присел перед ней на мягкий пуфик. Потом снова вскочил.
— Сейчас я дам вам воды. Или чаю?
Саша замотала головой.
— Ничего не надо. Выслушайте меня, прошу вас.
Пока девушка рассказывала, Михаил Антонович держал ее за руки, и, когда ее голос начинал дрожать от слез, тихонько поглаживал тоненькие пальцы. Она шумно, по-детски, всхлипывала и продолжала говорить.
«Чудовищно, — думал Орлов, слушая Сашеньку. — Во что она угодила по моей вине! Она жила себе, как пташка божья, покуда я не возник в ее жизни. В жизни всей их семьи… Друга своего предал, жену его сбил с пути истинного, дочь погубил. И я теперь не могу просто взять и сбежать, бросить их всех на произвол судьбы. Я должен попытаться спасти хотя бы Сашеньку!»
— Пойдемте, — позвал он, когда рассказ был закончен.
— Куда? В полицию? — пролепетала Саша. Губы ее совершенно онемели от страха.
Михаил Антонович через силу улыбнулся.
— Нет, что вы! Мы поедем с вами венчаться. Если вы, конечно, согласны стать моей женой. — Он просительно заглянул ей в глаза. — Вы согласны, Сашенька?
— Да вы не слышали, что ли, о чем я только что рассказывала?! — воскликнула она в отчаянии. — Я же человека убила! Грех, такой грех!
— Я все слышал. И не надо так кричать. Но я ведь понимаю, каковы были обстоятельства. Вы защищались.
— Вы мне верите? — робко улыбнулась она.
— Каждому вашему слову! И я… я люблю вас, Сашенька. Только не думайте, ради Бога, что я воспользовался вашей бедой! Наш брак может быть чистой формальностью, только чтобы мы могли вместе с вами завтра же выехать за границу. Я хочу спасти вас. Но вы не обязаны становиться моей женой на самом деле.
— Не обязана, — повторила Сашенька потерянно. — Но я хочу этого!
У него от радости зашлось сердце.
— Это правда? Умоляю, если у вас есть хоть малейшие сомнения, не скрывайте их! Будьте всегда честны и откровенны со мной, прошу вас! Я помогу вам в любом случае. И буду помогать всегда, потому что я люблю вас! И смысл своей жизни вижу в вашем счастье. Только не обманывайте меня, чтобы я всегда знал, в какой момент вам нужна моя помощь…
Она ласково зажала ему рот.
— Подождите! О чем вы? Я ведь уже сказала, что согласна быть вашей женой. Я хочу этого! Быть вам настоящей женой. Любимой. Любящей. Вы — самый благородный, самый лучший человек в этом мире! Это такое счастье для меня, что мы встретились.
По ее сияющему лицу опять пробежала тень.
— Только вступать в брак в такой момент… К добру ли это? Не отвернется ли от нас счастье?
— Счастье — это то, что создаем мы сами, — серьезно заметил Михаил Антонович. — Знаете, Сашенька, любовь и счастье ведь не проливаются на нас солнечным дождем. Нужно изрядно потрудиться обоим, чтобы вырастить свою любовь из маленького слабого ростка. А то влечение, что вспыхивает в нас при встрече, может угаснуть при первом дуновении ветра, принесшего непонимание. А может разгореться сильнее, перерасти в бурную страсть, а из страсти развиться в любовь.
Сашенька слушала его, ловя каждое слово. И только когда он замолчал, осмелилась спросить:
— Вы считаете, что любовь выше страсти?
— Конечно, Сашенька! — откликнулся Орлов. — Страсть не щадит свой объект. Для нее важна только она сама. Страсть допускает и унижение того, на кого направлена. И истязание даже… А в любви это невозможно. Любовь бережна и нежна. Она тоже несет в себе страсть, но возвышает ее. Облагораживает.
«У него была страсть ко мне, — с тоской подумала Саша об Оленине. — Он готов был растерзать меня, лишь бы только я досталась ему. Конечно, о покойных или хорошо, или ничего… Но надо признать, что пощадить меня, как сделал Михаил Антонович, Дмитрий никогда бы не смог. Но я все равно не хотела его убивать! Не хотела… Я всего лишь пыталась вырваться».
Ей было тяжело даже думать о том, что случилось. И по ее потемневшему лицу Михаил Антонович тотчас обо всем догадался.
— Бедная моя Сашенька… Мы вместе сходим в церковь. Вы исповедаетесь, помолитесь, и вам станет легче. Вот увидите!
— Господь никогда не простит меня, — прошептала Саша. — Самый страшный грех…
— Но вы не хотели этого! Мы ведь уже все обсудили. Вы защищали себя, свою честь. Уверен, что любой суд оправдал бы вас.
— Суд?! — вскрикнула Саша в ужасе.