Тревоги Голубого города
Шрифт:
Но вот передали торжественное сообщение, что Туча прошла, Небо синее, Солнце в самом зените.
— Теперь пора, — сказала Бабушка.
Невеста дрогнула, растерянно оглянулась. Все, словно сговорясь, отвели глаза. И она поняла: надо выходить. Не чувствуя ног, двигалась к Главным воротам.
У Ворот её ждали Трутни. Им предстояло трудное состязание. Надо суметь обогнать своих соперников в полёте. Надо первым представиться невесте. Да и, конечно же, надо ей понравиться. Хотя это как раз и будет зависеть от ловкости и силы. Невеста полюбит именно того, кто первый, обогнав
Мимо женихов она прошла величаво, как и подобает невесте. Ни на кого не взглянула. От неё повеяло духами — лимонной мятой!
Стражницы почтительно расступились. Один из Трутней, стоявший впереди других, зазевался. Его кто-то толкнул, чтобы он сошёл с пути невесты. Бедняга так растерялся, что дар речи потерял. Он явно хотел принести извинения, но не смог пошевелить языком. Поклонился, да и то с опозданием. Она уже прошла. Трутень всё смотрел ей вслед как зачарованный, а сотни его соперников ринулись вперёд, толкая друг друга. Дощатая терраска гудела от топота. Через минуту в воздухе зашумели крылья, раздались басовитые голоса. Роем кинулись женихи, скорее угадывая след невесты по запаху лимонной мяты, нежели различая её. Двое столкнулись в стремительном полёте и, кажется, поломали крылья. Оба упали в траву и там, бедняги, беспомощно барахтались.
Несколько Трутней бегали по терраске. У них тоже что-то не ладилось с крыльями. Они метались туда-сюда, с завистью посматривали в голубое Небо. Но там ничего, кроме золотого шара Солнца, не было видно. Весь свадебный хоровод был, наверное, под самыми Облаками.
Потом начали возвращаться первые неудачники. Устало опускаясь на терраску, один за другим проходили мимо стражниц в город. Появлялось их всё больше. Трутни возвращались уже толпами, мрачные.
Невесты не было.
— Как бы не кончилось трагедией, — волновались на терраске. — Гляньте, сколько Стрижей в Небе!..
Чёрные птицы с острыми как стрелы крыльями стремительно носились в поднебесье.
А вот и невеста! Она появилась откуда-то сбоку. Усталая и счастливая.
Свита её окружила, торопила домой.
В воротах Пчелиная Мать оглянулась, глаза её были лучистые, в них так и плясали солнечные искринки. Она ничего не говорила, но упорно искала глазами его. Медлила уходить с терраски.
— Идёмте, идёмте, — увлекали её. Они-то ведь знали, что её милый уже никогда не вернётся в город-улей. Ведь после свадьбы у счастливца жениха, когда наступает пора возвращаться домой, не выдерживает сердце — разрывается от радости.
Прошло немного пчелиных лет. Но Пчела Трутневна неузнаваемо изменилась. Как водой смыло её девичью восторженность, беспечность и наивность. Она перестала задавать неуместные вопросы, без причины суетиться, поминутно краснеть.
Она остепенилась, посолиднела, даже походка её изменилась. Что-то появилось в ней царственное. Теперь перед свитой была важная, рассудительная и даже строгая Пчелиная Мать.
Она много ходила по улицам, по-хозяйски осматривала
Ждал этого весь город. И вскоре Пчелиная Мать родила три тысячи первенцев.
СТРАШНОЕ ИЗВЕСТИЕ
События, которые потрясли весь пчелиный город, стали понемногу забываться. Правда, ещё долго ходили разговоры о битве рыжих лесных великанов с чёрными сладкоежками. Очевидцы рассказывали, как на их глазах разыгралось это грандиозное сражение, как в него вмешался всемогущий Человек и пролил ужаснейший Дождь, от которого рыжие муравьи разбежались, а чёрные сладкоежки почти все поумирали, проклиная Небо, Землю и всё на свете.
У стражницы, что дежурила у Верхнего люка, ещё болела голова от тягучего запаха, который остался на потолке после ядовитого Дождя. Изо всех сил трудились рабочие-шпаклёвщики. Затыкая рот и нос, стараясь не дышать, шпаклёвщики заделали ход, когда-то проделанный Жуком-Точильщиком, залили непроницаемым прополисом мельчайшие щёлки.
И наконец жизнь в пчелином городе вошла в своё прежнее русло…
Вдруг новая неожиданность.
— Пропал нектар! Понимаете?..
С этой ужасной новостью Егоза завертелась вокруг Пчелы Трутневны.
— Что ты болтаешь? — пожала плечами она.
Свита меж тем молчала. Кому охота приносить плохие вести. Все знали несдержанный характер Егозы. Потому ей и предоставляли возможность делать это первой.
Не хватило выдержки и у Мухиобстекло.
— Бл-бл-бл-б… — загудела она и так забарабанила, что невозможно было что-либо понять. Не зря прозвали её Мухаобстекло. Только и слышно одно: бл-бл-бл-б…
Большая Пчела посмотрела на Хохотушку и встретила испуганный взгляд. Раз Хохотушке не до смеха, — значит, плохо дело.
Пчелиная Мать к Молчанке обернулась. Та по обыкновению молчала, задумчиво глядя куда-то в пространство.
— Что вы, наконец, очумели разом?! — разозлилась всегда сдержанная и ласковая Пчелиная Мать.
Трое Железных переминались с ноги на ногу, глаз не подымали.
Но вот, вздохнув, вышла вперёд Бабушка. Едва слышно прошамкала:
— Ис-чез нек-тар…
— Не слышу! — поднесла к ней ухо Большая Пчела.
Бабушка, умудрённая житейским опытом, пожевав бескровными губами и собравшись с духом, как можно отчётливее высказала:
— Некта-ра боль-ше нет, де-тей рож-дать не на-до… Город по-гиб-нет с го-ло-ду!..
И от того, наверное, как тяжело ей было всё это высказать, у бедной Бабушки, доживавшей свои последние часы, подкосились ноги. Кто-то подхватил её и потащил к Главным воротам.
Авось отойдёт на свежем воздухе.
— Это правда, — подтвердили и трое Железных. — Больше, Мать, детей нам не надо, — сказала первая из них.
— Приближается Осень. За нею наступит Зима, — заявила другая.