Тревоги Тиффани Тротт
Шрифт:
– Я просто не могу решиться.
– Решиться на что? – спросила я, охваченная смутным предчувствием.
Мы сидели за столом у меня на кухне. Последовало молчание – ему было явно не по себе, но он старался выглядеть спокойным. Его полные, как у женщины, губы были плотно сжаты, каштановая челка сбилась набок. Я поймала себя на мысли, что челка ему не идет – с ней он похож на Тони Блэра. Тут он заговорил, и его речь потекла болтливой скороговоркой:
– Я-просто-не-могу-позволить-себе-обманы-вать-тебя-и-тратить-твое-время.
Ах
– Видишь ли, я чувствую себя обязанным на тебе жениться, Тиффани. Я не хочу жениться, но понимаю, что ты хочешь именно этого.
– О, нет, нет, нет, нет. Я вовсе об этом не думала, – сказала я и отхлебнула глоток «Нескафе». – Честное слово. Мне и правда это в голову не приходило. Я вполне довольна и тем, что у нас есть. Свадьба? Боже упаси! У меня и в мыслях не было.
У него на лице отразилась смесь удивления и облегчения.
– О, ну, значит, я ошибся. Но, понимаешь, ты поглядывала на витрины ювелирных магазинов, заходила в отдел для новобрачных в «Питер Джоунс», [5] просматривала свадебные почтовые наборы в книжных магазинах. Вот я и подумал, что ты… Я думал, ты хотела… В любом случае дело в том, что у меня и в мыслях не было жениться на тебе, Тиффани. Ничего личного, – быстро добавил он, – но, понимаешь, я не хочу ни на ком жениться. Вообще.
– Почему не хочешь? – спросила я, надеясь, что мой веселый вид замаскирует горестное разочарование.
5
«Питер Джоунс» – большой лондонский универсальный магазин преимущественно женской одежды и предметов туалета.
– Я думал об этом и вижу множество причин, – сказал он. – Ну, во-первых, мне необходимо собственное жизненное пространство. Я никогда не жил вместе с женщиной. Мне противна сама мысль о том, что женщина… ну, понимаешь… будет рыться в моих вещах. И потом… самое главное, – он передернул плечами, – это мысль о детях. – Он понизил голос до заговорщического шепота. – Младенцы. Если честно, от одной мысли о них я делаюсь больным. Все эти крики и эти… м-м-м, выделения. С обоих концов. Не думаю, что смогу это вынести.
– Но ты же прекрасно ладишь с детьми, – осторожно заметила я, мысленно поздравляя себя с тем, что мне удается оставаться спокойной. – Твои племянники тебя обожают.
– Да, но я же вижу их не каждый день. Это совсем другое дело. И потом, они не доставляли мне хлопот, пока были надежно упакованы в пеленки.
– Но Алекс, – медленно произнесла я, – если ты никогда не хотел жениться, почему ж ты встречался со мной столько времени?
– Ты мне нравилась. То есть ты мне и сейчас нравишься, Тиффани. У нас с тобой так много общих интересов – я имею в виду, ты любишь ходить
– …и в театр, – вставила я.
– Да, и в театр.
– И в оперу.
– Да, и в оперу.
– И на современные танцы.
– Да, да.
– И на лекции в Королевскую академию.
– Да, да.
– И на Лондонский кинофестиваль.
– Да…
– И на видеоинсталляции в Институт современного искусства.
– Да, да, во все эти…
– А также на всякие джазовые вечера.
– Я знаю, знаю, – сказал он, – но боюсь, все это зашло слишком далеко. Я не планировал ничего, кроме этого.
– Ах да, понимаю. Тебе нужна была компания. Девушка для сопровождения. Для разнообразных культурных мероприятий.
– Нет… мне и дружба тоже была нужна. Но как-то, ну… я почувствовал, что все складывается не так, как я рассчитывал, и решил, что настало время внести ясность. Мне жаль, что я расстроил твои планы, – добавил он, – но я просто не мог смотреть в глаза твоим друзьям.
– Все в порядке, Алекс, – сказала я, вертя в руках набор для вышивания крестом от Элизабет Брэдли со старинными розами, который он подарил мне на день рождения. – Я действительно ни о чем таком не думала. Пожалуйста, не расстраивайся.
А особенно не расстраивайся о том, что ты пустил на ветер восемь месяцев моей жизни! Я стиснула зубы. Конечно, ничего такого я не сказала.
– Боюсь, мне придется вычеркнуть тебя из списка лучших друзей и родственников, – сказала я.
– Конечно, – сказал он. – Я понимаю.
– Хочешь еще кофе? – спросила я.
– Да, – ответил он, уставившись в свою кружку со страдальческим видом. – Но знаешь что, Тиффани…
– Да?
Он выглядел искренне расстроенным. Очевидно, ему с трудом давался этот разговор.
– Ты знаешь, я не переношу растворимый кофе, – сказал Алекс. – Он плохо действует на мои вкусовые рецепторы. Я как-то приносил тебе очень хороший кофе – «арабику» из Алжира, в зернах. Ты не могла бы его заварить?
– Конечно.
Позже в тот же день, когда я сидела и ковыряла вышивальной иглой в полотне с розами, размышляя о своем новоприобретенном статусе одинокой женщины и о том, что меня саму можно назвать старинной розой, Алекс позвонил. По телефону его голос звучал напряженно и невесело. На одно безумное мгновение мне показалось, что он передумал.
– Да? – сказала я.
– Тиффани, я кое-что забыл сказать тебе утром. Сейчас, я знаю, ты на меня сердишься…
– Вовсе нет, – солгала я.
– Мне жаль, что я тебя разочаровал, но мне бы хотелось надеяться, что ты сделаешь мне еще одно одолжение.
– Да, – сказала я, – если смогу.
– Ты, наверное, злишься на меня…
– Слушай, я не злюсь, – огрызнулась я. – Скажи, что тебе нужно, а то я тут наволочку вышиваю.
– Ну, мне бы не хотелось, чтобы ты говорила обо мне всякое.