Тревожная Шумава
Шрифт:
Бурда вдруг встал и надел плащ, потом взял свою служебную папку, направился к двери. В дверях он задержался:
— Я ухожу. Береги нервы, Вацлав. Я тоже мог бы так кричать на командира полка. Никуда не пиши! Лучшего мы сейчас не добьемся.
Стояла осень. Побурела рябина, пожелтели березы. Все отсвечивало золотом во время безоблачного рассвета. Земан вывел мотоцикл. В это сентябрьское утро казалось, что далекую Черную гору можно достать рукой. Со стороны лесопильной фабрики в гору, вверх от границы, полз грузовик; на нем перевозили
Машина с мебелью скрылась за поворотом. Она не была первой. Пограничный район постепенно эвакуировали. «Это нужно сделать быстрее, — сказал себе Земан. — Чем раньше выселим отсюда людей, тем лучше будет для нас. В таких условиях нарушители не будут иметь возможности прятаться где-нибудь. А сейчас искать их — все равно что искать иголку в стоге сена…» Пограничник не верил людям. Выселить! Выселить! Он не думал о домах, которые постепенно развалятся, об опустевших лугах и заброшенных лесах. Он только нес службу…
Карел сел на мотоцикл и поехал за Бераном в Митину.
Старшего таможенника он нашел быстро. Возле него стояла бутылка сливовицы. Таможенники были в дурном настроении — стало известно, что таможня будет ликвидирована. Бутылка Берана была почти пуста. Он поставил перед Земаном рюмку.
— Пей, — сказал он хрипло. — И выбрось все из головы!
Пограничник отрицательно покачал головой.
— Господин Беран, — отозвался он, — это должен быть местный житель, кто-нибудь из пожилых, тот, кто знает как свои пять пальцев местность, наши обычаи, способы охраны, кто знает каждое дерево и каждую пядь грязи в этой дыре.
— Из пожилых? Ты мудрец. Разве Рис был здесь еще до войны?
— У Риса были другие причины.
Беран выпил и снова налил. Ему хотелось этого пограничника выгнать вон. Его упорство действовало Берану на нервы.
«Напрасно нас ликвидировали, молодежь, вы еще пожалеете! — Беран уже не мог успокоиться. — Играли мы вместе, играли в духовом оркестре, даст бог, еще поиграем».
— Видишь ли, — сказал он миролюбиво, — нас, старожилов, здесь всего семь во всей окрестности. Ну, что смотришь? Война, что ли, началась? Это, значит, я… Пешл, Волдрших, Мартан, Палечек, Цвиефельхофер и Тушл. И за каждого я ручаюсь!
Земан поднял глаза на старого таможенника:
— Я подозревал и вас!
Беран не обиделся.
— Да? — засмеялся он.
— Послушайте, — продолжал Земан, — вы забыли Галапетра. Он здесь бывал и в период первой республики, не правда ли? В лесничестве?
— Да, да, но что это за человек! Правда, и у него бывали срывы…
— Какие срывы?
— Ты разве не знаешь, что в Вимперке у него есть женщина?
— У кого, у Галапетра?
— У кого же, как не у него? Странно, что вы, пограничники, редко ходите в пивную. Вот чего вам не хватает… Где же вы можете собирать информацию? Хотя тебя, собственно, тогда здесь еще не было. В 1945 году у него умерла жена,
— Но он все время обязательно раз в день ходит на кладбище!
Беран подошел к фисгармонии, взял лист исписанной нотной бумаги и вернулся к Земану.
— Да, мой дорогой, я об этом сожалею, но поздно догадался. Только этой весной.
— Почему же?
— Даже в нем заговорила совесть.
— Однако на основании одного факта с кельнершей нельзя все обобщать!
— Нельзя! — Беран презрительно махнул рукой. — Вы еще молоды, слишком молоды, чтобы разбираться в людях!
— Это странно, — твердит Земан свое.
— Почему же странно?.. Пей-ка, парень, и слушай меня! Это лекарство от всех болезней! И как помогает! Другим помогло и тебе поможет. Пей и плюнь на все, что болело. Переболит, забудешь и ее, придет время, найдешь другую… А что с тем Королем? Если даже кого-нибудь поймаете, земля все равно будет вращаться. Это закон, не так ли?
Он поднял рюмку со сливовицей. Потом постучал большим пальцем по бумаге:
— В этом траурном марше, товарищ, новое соло, маленькое соло. Не хочешь ли послушать? Может, у тебя появятся другие мысли?..
Возвращаясь от Берана, Земан гнал мотоцикл полным ходом. Он молнией пронесся мимо заставы и остановился неподалеку от кладбища. Через старые кладбищенские ворота Земан направился в покой мертвых. Тишина и покой кладбища были по душе пограничнику. Он медленно шел по заросшей тропинке мимо старых надгробных памятников местных немцев. Только одна могила на кладбище была свежей — могила пограничника Марженки. Земан ее быстро обошел. У него возникло такое чувство, что он в долгу перед погибшим.
Никто Земана не видел. Вот могила, на которую он хотел посмотреть. Катержина Галова! Было здесь что-то таинственное: эти цветы и кельнерша… Пограничник огляделся. Могила Галовой не была бережно убрана. Человек, который, ее навещает, мог бы быть заботливее. Земан внимательно осмотрел могилу. Памятник был простой, из одного куска камня. Обошел его. Ничего особенного не заметил. На надгробии стояла простая ваза, у подножия — коробка для свечки. Земан схватил ее, открыл, потряс. Она была совершенно пуста: ни листочка бумаги, ни записки. Земан взял вазу, вылил из нее воду и заглянул внутрь. Ничего! Он, однако, не хотел сдаваться. Оставался еще букет луговых цветов. Он потряс каждый стебелек, но безрезультатно. Внезапно он подумал, что все это впустую, это идиотская мысль, что Галапетр на могиле своей жены у надгробия получал какие-то указания.
Карел поставил цветы обратно в вазу. Ему снова вспомнилось, как он ехал на мотоцикле по грязной дороге и встретил ее, Марию. Почти такой же букет цветов он силой вырвал у Галапетра…
Он тоскливо взглянул на могилу. Здесь делать нечего…
На краю огромного болота Земан казался крохотной точкой. В этот солнечный день трясина выглядела почти приветливо и была как бы безразлична к чудачествам пограничника. Он стоял на ее краю и длинной палкой измерял бездонную глубину. Он не мог скрыть свое бешенство и отчаяние.