Тревожная служба
Шрифт:
Дед кашлянул, прикрыв рот рукою, медленно поднял голову и несмело посмотрел в лицо Литовчука.
– Мне прикажете собираться, товарищ подполковник?
– Куда? - не понял Иван Степанович.
– В тюрьму...
– А зачем ты там нужен? - брезгливо поморщился Литовчук. - Выполняй полученное от меня задание. И не вздумай больше финтить, понял?
Дед низко поклонился. Но Литовчук уже повернулся и направился к столу...
Случилось так, что в этом селе наши люди не только мост построили (между прочим, берега не были заминированы), но и оставили о себе другую память. Возвращаясь в полк после выполнения боевой задачи и проезжая через это село, капитан П. К. Бабич увидел,
Через неделю после пожара в штаб полка приехал уже знакомый мне секретарь партийной организации и привез письмо, подброшенное в помещение сельсовета. Оно было адресовано мне:
"Товарищ майор! Пишет вам тот самый человек, семью которого спасли ваши солдаты во главе с капитаном - не имею чести знать его имя и отчество, а также фамилию.
Отовсюду идут слухи, что ваши солдаты помогают вдовам убирать хлеба, ремонтируют дороги, строят мосты. Какой-то старшина вытащил тонувшего в реке мальчишку, при этом сам чуть не погиб. Вы нам хорошее несете, а мы отвечаем пулями. Стыдно и горько нам - в трех соснах заблудились.
Наш кущ{10} решил явиться с повинной, другие кущи, с которыми мы связаны, - тоже. Пусть встретит нас капитан, о котором выше написано, именно ему мы хотим повиниться..."
Бандиты писали, сколько их, какое у них оружие, где они будут ждать решений своей участи.
Я показал письмо первому секретарю райкома партии и начальнику райотдела МГБ, вместе обсудили, как следует поступить.
К месту выхода бандеровцев мы отправились на трех грузовых автомашинах. Впереди колонны шел бронетранспортер. На совещании в райкоме партии было решено, что предосторожность - делу не помеха.
Явка с повинной большой группы бандитов произошла без эксцессов. Это была еще одна наша бескровная победа. Среди сдавшихся были и сыновья того деда, которого отчитал на сходе И. С. Литовчук.
* * *
В окрестных селах люди дрожали при одном имени Махоматского. Детина с пудовыми кулаками, всегда пьяный, обвешанный оружием, Махоматский не щадил ни стариков, ни женщин и детей. Расстреливал, вешал, насиловал, предавал огню все, что встречалось на пути: хутор так хутор, село так село... Его жестокость заставляла ахать даже самых отпетых бандеровцев.
Махоматский обладал даром перевоплощения. В самых неожиданных местах он появлялся то в одежде летчика, награжденного, что называется, от плеча до плеча, то чекиста, то партийного или советского работника. Его не узнавали. Пользуясь этим, бандит в упор расстреливал обреченных им людей, забирал документы.
"Центральный провод"{11} пожаловал подлецу три оуновских креста и громко величал Махоматского "трижды героем самостийной Украины".
Хитрого и изворотливого врага, обдумывавшего каждый свой шаг, окруженного сворой телохранителей, вооруженного до зубов, схватила без единого выстрела разведывательно-поисковая группа, которую возглавлял заместитель начальника штаба полка капитан Кочкин. Это был не случайный успех. Кочкин отличался аналитическим умом, хладнокровием и сообразительностью, был ходячей энциклопедией. Он в любую минуту мог сказать, где и когда произошла та или иная схватка с бандитами, кто при этом отличился, что нового в тактику борьбы с бандеровцами внес тот или иной офицер. Я уважал
Как-то мне надо было встретиться с секретарем одного райкома партии. Дорога в село была дальняя, мне незнакомая, поэтому я решил взять с собой капитана Кочкина.
И вот вездеход мчится по степи, ныряет, в лощины и перелески. Сопровождающие нас автоматчики зорко смотрят по сторонам.
– Товарищ майор, - обращается ко мне Кочкин, - давайте заедем во-он в ту деревеньку, - и показывает, в какую.
– Зачем? - интересуюсь я.
– Вдова с двумя детьми там живет, - удовлетворяет мое любопытство капитан. - Мужа на фронте убили...
Кочкин вдруг краснеет, как девушка, и продолжает, оправдываясь:
– Вы не подумайте чего-нибудь такого... Это - порядочная женщина. Помогает нам. Очень гостеприимна. Закусить у нее можно. Я, признаться, целый день не ел.
Решили сделать небольшой крюк: голодным был не только Кочкин, а и все мы...
Водитель и автоматчики остались в машине. Мы с Кочкиным вошли в хату.
Белые, чуть-чуть подсиненные стены источали запах сырого мела. Аккуратно подмазанный пол был посыпан свежим желтым песком. В переднем, "святом" углу висели иконы под искусно вышитым рушником. Такой же рушник был накинут на портрет Сталина, вставленный в новую, еще не успевшую потемнеть рамку. С подоконников глазели нехитрые цветы: огоньки, герани, столетник.
Из боковушки вышла молодая женщина редкой красоты. Я сразу почувствовал, что хозяйка не рада нашему приезду: изменилась в лице, в глаза не смотрит, суетится без дела. Когда она зачем-то вышла, я шепнул Кочкину:
– Ничего похожего на гостеприимство. Волнуется женщина. Может, меня стесняется?
– Я тоже заметил, - забеспокоился капитан. - Что с нею, ума не приложу.
– Попробуйте поговорить наедине, - предложил я и вышел на улицу. Почему-то подумалось, что в доме хозяйки, женщины беззащитной, спрятались бандиты. (Для ночлега и сбора разведывательной информации националисты использовали дома многодетных женщин, мужья которых погибли на войне. Запуганные, голодные, боявшиеся за жизнь своих детей, они вынуждены были оказывать бандитам какую-то помощь.) На всякий случай я приказал одному солдату занять огневую позицию за хатой, другому - не спускать глаз с двери и окон, водителю - вести круговое наблюдение и быть готовым к открытию огня из ручного пулемета, укрепленного на вездеходе.
Вскоре из хаты вышел Кочкин.
– Молчит, словно воды в рот набрала, - развел он руками. - Пойдемте, товарищ майор, она яичницу готовит.
Яичница... Именно она еще больше увеличила мое подозрение. Взяв с собой автоматчика, я с Кочкиным снова вошел в хату и без обиняков нарочито громко заявил хозяйке:
– В народе говорят: береженого бог бережет. Сдается мне, что вы прячете кого-то у себя. Ну-ка, разгребите огонь!
Руки хозяйки опустились. Она побледнела. Я взял стоявшую у печи кочергу и сгреб в сторону пылавшие щепки. Под ним оказался железный лист. Приподняли его. Под ним металлическая крышка люка с кольцом.
– Вылезай - приказал я и постучал кочергой. Через какое-то мгновение крышка откинулась. Показался приклад винтовки с... нашей листовкой.
– Нас двое, мы сдаемся! - послышался голос из-под печи.
– Мы давно хотели сдаться, - заявили бандиты, выбравшись из укрытия. Боялись только...
Позже раскаявшиеся оуновцы собственноручно написали обращение к "лесным братьям", мы издали его в качестве листовки, которая помогла десяткам людей, запутавшихся в сетях националистической пропаганды, обрести свое место в жизни.