Тревожная весна 45-го
Шрифт:
– Ничего. Все поправим. Все отремонтируем. – Улыбнувшись, он пошел дальше.
Выйдя на площадь Тверской Заставы, бывший командир разведроты обнаружил автобусную остановку.
Старенький «ЗИС-16» долго и натужно кряхтел, пробираясь по московским улочкам в район Сокольников. Выскочить из переполненного салона пришлось далеко от дома, но Васильков нисколько не расстроился и с удовольствием отправился пешком по знакомому с детства району. Все вокруг излучало тепло и радость: ярко светило летнее солнце; встречные прохожие улыбались Александру, будто знали его много лет; в вазонах алели гвоздики…
Вот и двор родного дома, который после долгой разлуки почему-то уменьшился в размерах. Подъезд с удивительно знакомым запахом.
– Кто там?
Мама не знала молитв, не ходила в церковь, не хранила дома икон. Но, крепко обнимая сына, она смахивала слезы и благодарила бога за то, что он «не отнял у нее единственную кровиночку».
Ближе к вечеру в длинном коридоре, бравшем начало от входной двери и кончавшемся в общей кухне, накрыли столы, за которыми уместились все соседи дружной и большой коммунальной квартиры. Это был настоящий праздник! Звучали тосты, на глазах у многих блестели слезы радости. Улыбались даже те, у кого война отняла близких…
На следующий день Васильков привел себя в порядок, отгладил мундир, начистил сапоги, купил на базаре букет цветов и отправился к Валентине.
Минул почти месяц с того момента, как Александр вернулся в Москву. Отдохнув несколько дней с дороги, он пошел в Московское государственное геологическое управление, из которого четыре года назад был призван в армию. Настала пора возвращаться к мирной жизни, трудоустраиваться по специальности, делать предложение Валентине, подавать заявление в ЗАГС, обзаводиться собственным жильем.
– Да, Александр Иванович, хлебнули вы лиха. – Заместитель начальника Управления по кадрам кивнул на два золотистых галуна на кителе Василькова. – Где же это вас так?
– В сорок третьем в окружении под Гомелем. Вторично в июле сорок четвертого на западном берегу Вислы.
Беседа со старым знакомым заканчивалась. Расстроенный ее результатом Васильков намеревался попрощаться и покинуть Управление.
– Не огорчайтесь, Александр Иванович, – сказал кадровик, заметив тень на лице офицера. – Ведь не все, вернувшиеся в Москву из Семипалатинска, захотят и далее трудиться по профессии. Мне приказали подержать для них вакансии, но долго это продолжаться не может. Месяц-два… В общем, заходите.
Он написал в блокноте номер, вырвал листок и протянул Василькову.
– Или звоните по этому номеру.
– Благодарю вас.
– Уверен, у нас найдется для вас место…
Два-три раза в неделю он встречал Валентину возле ворот больницы, они прогуливались пешком до ее общежития. Чаще видеться не получалось: девушке иногда выпадало дежурить в отделении, а Александр устроился на оборонное предприятие и с непривычки здорово уставал.
Московские улицы ремонтировали и приводили в порядок. Обустраивали клумбы, открывали ларьки с газированной водой. И даже появлялись продавщицы в белых халатах, торгующие мороженым. Сегодня Александру и Валентине повезло – они встретили такую торговку и купили две порции эскимо. Давно забытый вкус напомнил обоим довоенную студенческую юность…
Время было позднее. Очередное свидание завершалось, предстояло прощаться.
– Какая она, Саша? – задумчиво спросила Валя.
– Ты о ком?
– О войне.
Ведя девушку под руку по набережной Москвы-реки, молодой человек вздохнул. Оставаясь наедине со своими мыслями, он и сам не раз задавался тем же вопросом.
Война. Какая она? Кто ж ее знает.
Он попал на фронт в конце июня сорок первого зеленым юнцом в звании младшего лейтенанта. По одному кубарю в петлицах мешковатой полевой формы неопределенного цвета. Времени на раскачку никто не давал – в первый же день он вляпался в такую заваруху, что едва выбрался из сжимавшегося кольца окружения. С боями отступая на восток
– Затрудняюсь, Валя, однозначно ответить, – сказал Васильков. – Иногда мне кажется, что знаю про войну все. А в какие-то моменты вдруг понимаю, что до этого «всего» – как от Бреста до Берлина. Одно могу сказать с полной уверенностью: никогда не возникало сомнений в необходимости выполнять долг перед Отечеством. Раз уж надел военную форму и присягнул на верность Родине, то изволь отбросить все сомнения. Только вперед – до полной и окончательной победы.
Валя понимающе кивнула и надолго замолчала. Потом крепче прижала к себе его руку и тихо произнесла:
– В одной из госпитальных палат под моим наблюдением лежали двое: наш сильно обгоревший танкист и пленный немец. Как-то раз я заглянула туда, поинтересовалась самочувствием. Превозмогая боль, танкист ответил: «Я нормально. А ему требуется помощь. Стонет, бьется в судорогах. Помоги ему, сестричка…» В этот момент я вдруг осознала: они уже не враги. Они – простые люди. Два тяжелораненых человека, лежащих рядом и пытающихся выкарабкаться с того света. Позже я не раз наблюдала, как быстро происходит это сближение. А однажды зимой я везла на санках в столовую хлеб и встретила колонну пленных немецких солдат. Они медленно шли по проезжей части – замерзшие, в прожженных шинелях, с рваными одеялами на головах. Холод на улице был такой, что птицы на лету замерзали. Последним в колонне шел совсем молоденький солдатик. Мальчишка лет пятнадцати. Ослабший, измученный, на испачканном лице замерзшие слезы. Он плелся по мостовой, а взгляд его прямо приклеился к моим санкам. Его пересохшие губы что-то шептали. Я не выдержала: отломила горбушку и протянула ему. А он встал, смотрит на меня и не верит…
Валя всхлипнула и уткнулась в плечо Александра. Он обнял ее, прижал и, глядя на блики водной ряби, с горечью подумал о том, что война шла не только на передовой. Ее ужасы коснулись даже тех, кто находился за тысячи верст от линии фронта.
Некоторое время Васильков регулярно звонил в отдел кадров Московского государственного геологического управления и разок даже заехал. Однако вакансий по-прежнему не появилось. При увольнении в запас майор получил приличную сумму денежного довольствия, но сидеть дома все равно не хотелось, потому он принял решение временно устроиться учеником слесаря на оборонный завод на Авиамоторной.
Работая в первую смену, вечерами Александр встречался с Валентиной. Та блестяще сдала выпускные экзамены в медицинском институте и поступила на работу врачом в больницу на Соколиной Горе.
Прошло всего два месяца, как отгремели последние бои, а он все еще не вернулся с фронта. Как-то поздним вечером шагал домой после второй смены, свернул в проулок и вдруг услышал выстрел. Чуть позже выяснилось, что в одном из домов справляли день рождения и подвыпивший хозяин квартиры пальнул в небо из охотничьего ружья. Однако в тот момент Василькову было не до подробностей. Сработали рефлексы: пригнувшись, он мгновенно прильнул к ближайшей стене, отработанным движением сбросил с плеча автомат, правая рука приготовилась его перехватить, но… автомата не было.