Тревожные будни

Липатов Виль Владимирович

Осторожно приоткрыв дверь, Попрядухин спросил!

— Разрешите войти, товарищ подполковник?

— Заходи, заходи, присаживайся...

В кабинете кроме начальника находились Равчеев и участковый инспектор Зорин. Они продолжали, видимо, давно начатый разговор. В тот момент, когда появился Попрядухин, Зорин задал начальнику вопрос:

— Почему молодежь интересуют профессии геологов, археологов, географов?..

— Наверное, потому что они обещают поиск и реальный конечный результат.

— Правильно, товарищ подполковник. А где поиск, там и романтика. Честно говоря, меня в милицию тоже романтика привела. Тоже хотелось поиском заняться.

И возможности есть, в уголовном розыске например, в следствии...

Равчеев перебил инспектора:

— А в службе участкового нет?

— Нет.

— Эх ты, Зорин, романтичная душа! Не понял своего дела. Ведь у тебя на участке столько трудных людей со сломанными судьбами, со сложными характерами! Разве никогда не хотелось тебе поискать в их душах нечто хорошее, святое, на что опереться можно? Такой поиск подороже геологического ценится. Там с мертвой породой дело имеешь, а здесь с живым человеком, который на распутье. От успеха твоего поиска часто зависит, станет ли он на правильную дорогу или скатится в болото преступности.

— Это очень сложно для меня, товарищ майор... — Смущенно произнес Зорин.

— Потому ты и подал рапорт о переводе в другую службу?

Александр стал догадываться, зачем его пригласили. Еще накануне Зорин намекнул о том, что, может быть, сдаст участок ему, Попрядухину.

Начальник отделения решил закончить разговор:

— Ладно, Зорин, насильно держать тебя на участке не собираемся. Жилка в тебе оперативная есть, попробуй заняться розыском. Ну а дела передашь Попрядухину, если, конечно, у него не будет возражений. — Подполковник взглянул на Александра: — Не будет, сержант?

Александр быстро поднялся со стула, но не ответил. Он был несколько растерян и не сразу нашелся, что сказать. Как всегда, выручил наставник.

— А разве могут быть возражения у солдата, которому открывается путь к генеральским звездам? — пошутил Равчеев.

— Это точно, — подхватил мысль майора начальник отделения, — участковый инспектор — первая офицерская должность у нас. Ответственная должность.

— Вот этого я и опасаюсь, — произнес наконец Саша.

— Чего? Ответственности?

— Нет, трудностей. Справлюсь ли, хватит ли знаний...

— Майор рекомендует, значит, верит в тебя. Так что не робей и завтра же выходи на участок. Будут трудности — поможем. Да и сосед там у тебя толковый, старый служака, советом не поскупится. Значит, порешили?

— Так точно!

— Вот и хорошо.

...Нынешнему участковому инспектору столицы, имеющему отдельный кабинет в опорном пункте или, в худшем варианте, комнату при ЖЭКе, трудно представить, что его коллеге каких-нибудь пятнадцать лет назад приводилось задавать себе с утра вопрос: где приткнуться сегодня? Хорошо, если коммунальные работники предложат стол в конторе, а то и того не было. Приходилось людей либо в отделение приглашать, либо встречаться с ними в квартирах. А где собрать активистов? Где просто над документами посидеть? Дома? Так он, как правило, на другом конце Москвы. Но Саше, можно сказать, повезло. Начальник ЖЭКа, Семен Тихомирович, выделил ему место. Постоянное, в красном уголке. Так что жильцы знали, где можно в случае чего отыскать участкового. А на первых порах, как это ни грустно, пришлось Попрядухину, человеку по натуре деятельному, привязаться к стулу. Массу бумаг оставил Зорин: книги учетов, планы, списки... Одним словом, канцелярия, в которой требовалось основательно разобраться.

А в красном уголке особенно не сосредоточишься.

Только решил заняться подучетниками, теми, от кого неприятностей ждать приходится, ввалились трое шумных пенсионеров с рулоном ватмана — редколлегия. Заспорили: помещать карикатуру в стенную газету или нет? Только смолкли — врывается какой-то молодой человек с шевелюрой как у Анжелы Дэвис:

— Вы надолго здесь расположились?

Вопрос этот и к участковому, и к пенсионерам.

— А что?

— Нам шахматный турнир проводить нужно.

Шахматный турнир! Значит, подучетников на сегодня — побоку. Впрочем, можно пойти в отделение. Саша стал собирать бумаги.

И вдруг словно вихрь ворвался в комнату. Сшибая на ходу стулья, к инспектору приближалась женщина. Растрепанная, с пунцовым лицом, с диким испугом, застывшим в широко раскрытых глазах, Подойдя к столу, она опустила на него свои мощные кулаки и перевела дыхание.

— Что ж это делается? — каким-то тонким голоском, никак не вяжущимся с крупной фигурой, спросила она. — Что ж это делается? Уважаемый товарищ милиционер, вроде бухгалтера, над амбарными книгами в теплом местечке устроился, а на улице стрельба!..

При последних словах пенсионеры оторвали головы от листа ватмана, навострили уши. Тот, с черной шевелюрой, подскочил к столу. Попрядухин понял, что может разразиться скандал, и перехватил инициативу.

— Успокойтесь, пожалуйста, и объясните, что случилось... Мы, честно говоря, стрельбы не слыхали.

— Услышишь здесь, за метровыми стенами!

— Так все же кто и где стрелял?

— Каких-нибудь десять минут назад выстрелили в окно моей квартиры... Вы слышите, граждане! — обращаясь уже к пенсионерам, перешла на крик женщина. — Ну чем не Техас у нас! Бродят вооруженные ковбои, а товарищ инспектор у меня спрашивает: «Кто стрелял?» Уж будьте любезны вы сами ответить на этот вопрос и оградить меня от посягательств!..

— Значит, стреляли в окно? — не теряя выдержки, спросил Александр.

— Я же русским языком сказала.

— Как ваша фамилия, имя, отчество?

— Вы перепутали, милейший, не я стреляла, зачем же меня допрашивать?

— Данные, которые я прошу сообщить, нужны для протокола.

— Ну хорошо! — Посетительница назвала свою фамилию.

Попрядухин вспомнил, как Зорин, предупреждая об этой семье, говорил: «Муж — видный человек, жена — скандалистка». Характеристика нелестная. Но в данном случае, если выстрел произошел на самом деле, состояние женщины можно было понять. Если произошел...

— Извините, пожалуйста, — произнес инспектор, — я должен позвонить в отделение, сообщить о случившемся.

Женщина грузно опустилась на стул, вытащила из сумки жестяную коробочку с валидолом, сунула таблетку под язык.

Один из пенсионеров услужливо предложил:

— Может быть, нитроглицерин?

— Ах, не надо!..

Через минуту Попрядухин вернулся в комнату:

— Я готов...

Они пересекли двор и подошли к массивному зданию, прятавшемуся в его глубине. Уже стемнело, И деревья, подсвеченные холодными огнями окон нижних этажей, казались искусственными, как на сцене. И все, что произошло минут десять назад в красном уголке, представилось вдруг Попрядухину фрагментом плохого спектакля: известие о выстреле, настороженные лица пенсионеров, визгливый говор женщины. Все неестественно, все театрально. Однако посетительница шла рядом. Здесь, в полумраке и тишине двора, она, правда, растеряла свою воинственность, испуганно жалась к сержанту.