Тревожные будни
Шрифт:
— Это уж потом будет видно, приятно или нет.
— Так я к тому, нас первыми посещаете. Честь все-таки, — В словах Грохотова сквозила явная насмешка.
— Честь-то небольшая, — не меняя серьезного спокойного тона, продолжал младший лейтенант, — коль скоро милиция вас посещать должна. Обидно, что два таких здоровых человека к делу не пристроены.
— По душе не находим, начальник.
— А искали?
— Как вам сказать... — Грохотов взял со стола стакан с водой и с жадностью отхлебнул...
— Тут и говорить нечего. Не искали. Но я вас предупреждаю:
— Не кипятись, начальник. Приду в себя — обмозгуем это дело.
— Обмозгуем, А сейчас я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Каких же?
— С гражданкой Кисловой знакомы?
— С Кисловой? Это Брюзжит Бордо, что ли, из соседнего подъезда?
Попрядухин удивился:
— Чего это вы ее так прозвали?
— Грудастая больно и вечно брюзжит. Вот и лаемся с ней.
— А из-за чего больше?
— Поучать любит, милицией постоянно грозит.
— Так... — протянул Александр и тут же без видимого перехода задал главный вопрос, ради которого, собственно, и пришел: — А где вы были вчера вечером?
Грохотов, чувствующий себя все время как-то скованно, напряженно, облегченно вздохнул:
— Не по адресу пришли, гражданин начальник. В деревню ездили, к родным. Вернулись утренней электричкой. Можете проверить.
— Проверим. — Дальнейший разговор в этой обстановке не имел смысла. Александр поднялся. В тот же момент лежащий на полу Витька что-то забормотал, ну совсем как малыш во сне. — Брата бы пожалели, Грохотов, пацан еще совсем. Сопьется — худо будет.
— Витька-то?.. — с какой-то неожиданной грустью переспросил хозяин комнаты. — Я же сказал, начальник, обмозгуем...
В последующие дни, пока Александр занимался «делом о выстреле», Витька Грохотов, восемнадцатилетний парень, не выходил у него из головы. «Помочь надо, обязательно помочь», — решил участковый и попутно с расследованием обзванивал десятки предприятий, учреждений, которые могли бы заинтересоваться судьбой юноши. Просил, убеждал, настаивал. Встречался с ответственными людьми, делился своими планами устройства юноши. Да и о его старшем брате не забывал: тоже человек не пропащий. В общем, инспектор действовал. Но и Кислова проявляла энергию. Жала на все инстанции. Равчеев нервничал:
— Что же ты, Александр Иванович, подводишь?
— Убежден я, товарищ майор, пэтэушники созорничали...
— Докажи.
— Да вот вернуться они должны из колхоза...
— Вернулись!.. — спокойно и в то же время с заметной радостью сообщил как-то при встрече в отделении Попрядухину Шурыгин.
— Вот здорово! — только и ответил младший лейтенант и, забыв, зачем пришел в «контору», бросился назад, на улицу, к троллейбусу.
Ребят построили в просторном коридоре. Сначала директор училища, солидно откашлявшись, представил:
— Товарищи курсанты, к нам в гости пришел участковый инспектор младший лейтенант милиции Александр Иванович Попрядухин.
Из задних
— Как же, ходит милиция в гости!..
Саша решил взять инициативу в свои руки:
— Ходит милиция в гости, могу вас уверить, и чай пьет, с вареньем, и что покрепче. Но действительно, сегодня я к вам пришел не чаи распивать. Вот какое дело приключилось...
И он доверительно стал рассказывать ребятам о происшествии. Рассказывал, а сам внимательно прощупывал взглядом строй. Перед ним стояли юноши: высокие и стройные, не по возрасту полные и угловатые, с коротко стриженными волосами и шевелюрами «а ля битлз». У одних на устах блуждала усмешка, у других на лицах читался неподдельный интерес. Кое-кто вообще проявлял безразличие и бестактно болтал, несмотря на окрики директора. Одним словом, разные. А он должен найти слова, одинаково доходчивые для всех.
Саша говорил и в то же время думал: удастся ли ему высечь из ребят хотя бы искру правды, завоевать их расположение? Ведь такое для него новое дело вот так, с глазу на глаз, беседовать с сотнями подростков. Тут педагогом надо быть. Какой ключик подобрать?
Кончился рассказ. Строй молчал, даже те шептуны притихли. Инспектор понимал: сейчас в строю действует один закон, закон круговой поруки, очень живучий, рожденный ложным понятием о товариществе. Чтобы кто-то решился его нарушить, нужны убедительные слова. Найдет ли он их?
— Значит, молчим? — Это сказано для . подхода. А дальше? Интуиция подсказывала, можно говорить все, кроме угроз. — Ну ладно. Экспертиза точно установила, что бросали какой-то предмет из здания ПТУ. Но вы не хотите выдать озорника. Понимаю, ябедником слыть никому не охота. Но вы-то поймите, нам истину нужно знать. Чтобы успокоить людей, чтобы не полз но кварталу слух о ночной стрельбе, чтобы озорство ваше не рождало паники у обывателя. И вообще, тоже мне героизм — из-за угла палить. — Попрядухин замолчал, а затем произнес убежденно: — Верю в то, что наберется смелости тот, кто взбаламутил воду, и выйдет вперед.
Строй молчал...
— Так, значит, никто и не отважился? — спросил вечером за ужином Нефедов. — Вот стервецы! Но ты правильно поступил, что не стращал. Ребят пугать — что улитку. Спрячется в раковину — и ничем не выковырнешь. Угрозами от пацанов путного не добьешься.
— А так добьешься? — голос Александра звучал уныло.
— Вот и слюни распустил. Все будет в порядке. Пошушукаются пацаны вечерком, посоветуются и найдут тебя. Адрес-то, куда обращаться, не забыл им оставить?
— Не забыл.
Утром в отделении Попрядухина окликнул дежурный:
— Младший лейтенант, тут гости к тебе...
— Гости? — не сразу понял Александр.
А когда увидел в конце коридора группу ребят, едва не закричал от радости. Пришли все-таки!
Да, это был первый успех молодого инспектора. Ставка на доверие оправдала себя. Подростки признались, что стреляли, по окну Кисловой из рогатки. Один из них для убедительности достал «оружие» из кармана. Александр потянул резину и не удержался от восклицания: