Тревожные ночи
Шрифт:
Что я мог ему ответить? Я замолчал, чувствуя на себе колючие взгляды рыбаков.
— Весь мир превратили в развалины, столько горя всем принесли! — сердито выпалил Маринча. — Проклятые собаки!
Мне довольно часто приходилось бывать в хижинах рыбаков и отведывать по их приглашению вкусной ухи или обжигающей рот жареной рыбы прямо с раскаленных углей. Я хорошо был знаком с их жизнью. И я знал, что ни один из них не испытывал такой ненависти к немцам, как Маринча… Я внимательно посмотрел на него и заметил, как судорожно дергаются мускулы его лица и сверкают в отсветах костра черные глаза. Огонь отбрасывал красноватые блики на голую богатырскую грудь рыбака.
— Вот придет скоро справедливость… — добавил он чуть тише.
— Почему скоро?! Уже пришла, она уже в Крайове, — возразил один из рыбаков.
Я понял, что они говорят о Красной Армии. Только ли они одни ее ожидали? Нет, ее ждали все! И мы тоже!.. Теперь, после первого замешательства, немцы пришли в себя и всеми силами пытались пробиться через границу в Болгарию. Как мы одни могли им противостоять? Мы были в силах лишь сдерживать немцев на Дунае в ожидании подхода советских войск, чтобы потом совместными силами разгромить их.
Каждый думал о Красной Армии как о символе справедливости, той самой справедливости, о которой так истосковались наши сердца. Некоторое время молчание в сарае нарушалось лишь воем ветра да гулом плещущихся о берег волн. Иногда под навес прорывалась мелкая дождевая пыль. На зеленых концах брошенных в костер ивовых веток шипел беловатый сок.
— Вот так-то, господин младший лейтенант, — снова заговорил Маринча, и его голос прозвучал как-то особенно резко. — Следует отплатить немцам за все, что мы вытерпели по милости Гитлера.
— Так мы им и отплачиваем, — возразил я. — Выгнали их из страны… А сейчас легче станет не только нам, но и болгарам, сербам, а может быть, и другим народам…
— То есть как это так? — перебил меня Маринча, сразу же заинтересовавшись.
— Да так… Теперь и болгары восстали против них!
— Правда? — недоверчиво спросил он.
— Да! Как раз сегодня в Болгарии началось восстание!
При этом известии лица рыбаков посветлели. А один из них исподлобья пристально посмотрел на Маринчу. В тот момент мне был еще непонятен скрытый смысл этого взгляда.
— Значит, это правда! — словно отвечая на свои мысли, проговорил Маринча.
Потом он поднялся и как был — без шапки, в накинутом на плечи пиджаке и расстегнутой на груди рубашке — вышел из сарая навстречу дождю и ветру. Сквозь похожую на туманное облако завесу моросящего дождя было видно, как он стоял, не двигаясь, будто стараясь проникнуть взглядом в темноту, скрывавшую противоположный, болгарский берег… Постояв некоторое время, Маринча шагнул вперед и исчез за брезентом, закрывавшим вход в одну из хижин. Я нашел его там растянувшимся на осоке с закинутыми за голову руками.
— Что с тобой? — спросил я, — Что случилось?
— Ничего, — ответил он мне. — Я думал… я рад тому, что и болгары восстали.
Маринча что-то не договаривал. Я это чувствовал по его голосу. Но мне некогда было его расспрашивать, так как в этот момент прибежал солдат первого секрета и доложил, что на заставе меня поджидает командир батальона. Связной подвел лошадей, мы вскочили в седла и рысью помчались назад через заросли ивняка.
На заставе я действительно нашел командира батальона. С ним был еще какой-то офицер генерального штаба в чине капитана. Они сидели за столом, склонившись над развернутой картой. Палец капитана вдруг остановился на пунктирной красной линии, которая делила один из квадратов карты пополам. Капитан переглянулся с командиром батальона, и тот сейчас же повернулся ко мне.
— У меня для вас особое задание, — начал он. — Необходимо перебраться туда!
Я не сразу понял, о чем идет речь, и спросил:
— Перебраться?.. Куда перебраться?
— Туда, — повторил майор. — К болгарам! Необходимо связаться с отрядом, который дерется с немцами на том берегу, как раз напротив нас. Поезжайте и разузнайте все. Нам нужно выяснить, куда передвигаются немецкие войска. Как бы они снова не вторглись в нашу страну!
Задание было не из легких, и я задумался: «В такую погоду и в такое время перебираться через Дунай?! Удастся ли мне достичь болгарского берега? А потом неизвестно, на кого там нарвешься. Неровен час, к немцам в лапы попадешь!»
— Что, боитесь? — резко спросил меня командир батальона.
— Да, есть немножко, — признался я.
— Действуйте умно, хладнокровно, — сказал офицер генерального штаба, — и тогда все будет в порядке. Пойдете переодетым… Прошу сюда, — он сделал мне знак приблизиться к карте, — я покажу вам, что необходимо им сообщить…
Когда я вышел из помещения заставы, голова моя гудела. Я еще не освоился с мыслью, что именно мне нужно сейчас отправляться к болгарам. Темнота, холодный моросящий дождь, злобное завывание ветра — все это не могло радовать мое сердце.
— Ничего, ночь поможет, — ободряюще шепнул мне на ухо командир батальона, вышедший вслед за мной. А когда я уже сел на коня, он подошел ко мне и, не говоря ни слова, взволнованно протянул руку.
— Да, будем надеяться, что поможет, — сухо прошептал я в ответ и пустил лошадь рысью.
Некоторая неопределенность в моем задании беспокоила меня, мешала четко и быстро все обдумать. Я бросил поводья связному и побежал к хижине Маринчи. Он лежал на спине, закинув за голову руки.
— Маринча, мне нужна лодка и рыбацкая одежда, — обратился я к нему.
Под Маринчей зашуршала сухая осока, он приподнялся на локте.
— Для чего же? — недоуменно спросил он.
— Мне надо переплыть на тот берег, к болгарам.
— На разведку?
— Что-то вроде этого.
Мои нервы не выдержали его спокойного тона, и я почти крикнул:
— Но поскорее, мне некогда мешкать! Завтра к рассвету мне надо вернуться назад.
Он молча проскользнул мимо меня и вышел. Я последовал за ним к берегу Дуная. У наших ног бились друг о друга привязанные к причалу лодки, тени от которых колебались на темно-синей поверхности воды. Дунай разгневанно шумел, и по нему бежали белые барашки волн.