Тревожный месяц май
Шрифт:
– «И придумал Предложный падеж окончания. Да не простые. В первом склонении окончание Е; но если слово оканчивается на ИЯ, то - И. Во втором склонении гоже Е, но опять же, если слово оканчивается на ИЕ или на ИЙ, то писать не Е, а И. Зато в третьем склонении всегда окончание И.
Опять намудрил младший брат, но старшие промолчали».
«А мы с тех пор и мучаемся, - вздохнул Антон.
– Зубрим, когда Е, когда И писать». Он попробовал вспомнить правила и вдруг, к собственному удивлению, обнаружил, что сейчас, выслушав сказку, сразу запомнил их.
Написал
– Ростик, за мной!
Ростик тоже наблюдал за бульдозером, солдатом и Барбосом; задерживаться не стал, выбежал следом.
Барбос, на правах первооткрывателя, отгонял малышню:
– Близко не подходить! Минировано.
Разве такими словами отпугнешь? Еще сильнее захотелось ближе подойти. Можно бы в обход двинуть, да времени в обрез - перемена короткая.
– Чего ты, - миролюбиво сказал Антон, - посмотреть нельзя!
– А вот и нельзя!
Барбос резко качнул головой, и желтые облезлые наушники смешно мотнулись из стороны в сторону. Антон не выдержал…
– Посмейся мне еще!
– пригрозил Барбос.
– В два счета в милицию отведу!
Сказал тоже - в милицию! Самого через день-два водят к старшему лейтенанту Осипову, дяде Армену.
Замечательный, дядька! Только оружие и боеприпасы отбирает. И откуда он дознается, у кого что есть? Уж как Антон надежно схоронил противотанковую мину, ни одна живая душа не знала, а старший лейтенант выведал. Пришел в школу, отозвал в сторонку и тихо так, по-свойски попросил: «Пошли, Антоша, мину твою саперам передадим».
Откажешь? Передали… Старшему лейтенанту Январеву. Из рук в руки. Благодарности не было, но отцу Январев обещал не говорить. И на том спасибо.
– Сам не попадись!
– дерзко ответил Антон.
Барбос с сожалением посмотрел на окна учительской и еще глубже засунул руки в карманы.
– Ладненько, - процедил он, - попадешься еще. В другом месте.
Солдат размеренно водил миноискателем. Окажется под землей металл - сразу сигнал в ушах. Только слишком много всякого металла в иришской земле. Вот и сейчас: копнули осторожно лопаткой, а там не мина, не бомба, а ржавая банка из-под оружейного масла…
И опять замер солдат…
Что на этот раз обнаружил миноискатель, узнать не довелось, затрезвонил школьный звонок.
В коридорах тихо, все за партами, а учительницы все еще не было. Мальчишки, которые сидели у окон, глядели, что делается на улице. Там ничего не делалось. Солдат-сапер воткнул в землю длинный стальной штырь с красной угрожающей табличкой «МИНЫ», и работа остановилась.
– Опять что-то нашли!
– возбужденно сказал Ростик.
Антон ничего не ответил. Во-первых, и так ясно, во-вторых, этого следовало ожидать: Барбос - верная примета!
Теперь уже весь класс прилип к окнам. Девчонки - пора бы и привыкнуть к таким вещам!
–
Пока же бульдозерист запустил двигатель, поднял блестящий ножище и затарахтел куда-то на другой, уже обезвреженный участок. На минном поле работать нельзя, а без дола стоять тоже никакого резона.
Так вот и начинается в Иришах каждый дом. Не земля, а пирог с толовой начинкой!
Антон вплотную придвинулся к Ростику и шепнул в ухо: «Ракета». Затем подал условный сигнал Алене. Друзья отошли от окна и уселись рядышком.
– Видели?
Ростик пожал плечами: разумеется!
– Надо действовать, - хмуро произнес Антон и почесал кончик носа.
– А как?
– спросила Алена.
– Вчера… - начал Антон и смолк.
Вошла Светлана Васильевна. Глаза красные, влажные. Плакала, что ли?
Ребята с шумом и грохотом разбежались по местам, но учительница даже замечания никому не сделала, подождала, когда все усядутся, промокнула нос платочком и сказала дрожащим голосом:
– Сегодня… сейчас… не стало Марии Петровны.
Никто сразу и не понял ее. Как это не стало? Уехала куда-нибудь?
Вдруг за спиной Антона кто-то громко всхлипнул. Антон оглянулся: Алена. Плачет, уткнулась в раскрытую книгу и плачет. В классе поднялся рев.
Учительница пыталась успокоить ребят, но у нее у самой слезы по щекам текли. И может быть, и поэтому Антон возненавидел Светлану Васильевну. Чего она-то рыдает? Ей-то что их Марь Петровна! С первого класса, с первого звонка учила она Антона. И Ростика, и Алену - всех. Учила, радовалась, горевала… Да, доставалось ей кое от кого. Наверное, горести эти и надорвали здоровье…
И Антон тоже в этом виноват. Как она переживала, когда у него противотанковую мину нашли! Просто-таки говорить не могла: «А если бы!… А если бы…» И дальше не может, только за сердце рукой держится.
Если и плакать кому, так Антону, но слез не было, только пересохло в горле.
Марь Петровна… Самая хорошая, самая добрая, самая умная на свете. Скольких людей она выучила! Директор нынешний и тот когда-то учился у Марь Петровны. И в войну делала она свое дело. Вокруг война шла, а она ребятишек учила в партизанской лесной землянке. Такое пережила, а теперь вдруг умерла… Где же справедливость на белом свете?!
С этой, Светланой Васильевной, ничего ведь не случилось. Так чего же она-то слезы проливает?
Антон из всей силы хлопнул ладонью по парте и выкрикнул диким голосом:
– Замолчите вы!
Это было так неожиданно, что стало тихо, даже у учительницы слезы остановились.
– Да, да-да, - торопливо вытираясь платочком, заговорила она.
– Ты прав, Антон. Прав. Ты прав, Антон. Успокойтесь, ребята, успокойтесь, дети.
– Резревелись!
– опять выкрикнул Антон, и сразу так сдавило горло, что голос сорвался и на глаза навернулись слезы. Антон не сразу и сообразил, что отвернуться надо.